«…Федерализм советского типа имел своей целью максимально обезопасить государство от лишенных прав русских, поставив их под двойной контроль – Коммунистической партии и этнических меньшинств» (П. В. Святенков). Формирование в национальных республиках этнократических режимов низвело живущих там русских на положение граждан второго сорта. «Брошенные в политически слаборазвитую киргизскую массу лозунги борьбы с колонизаторством подхватываются туземными кулаками, баями и монапами в целях разжигания национальных страстей и развития в массах национальной ненависти против русских. Политработа в области слабая, вследствие чего агитация баев и монапов пользуется успехом», – сообщалось в сводках ГПУ 1922 г. по Пишпекскому уезду.

В начале 1920-х в Казахстане русских просто сгоняли с занимаемых ими земель и вынуждали покидать край, русское население которого только с 1920 по 1922 г. сократилось на 20 %, а русские пахотные угодья уменьшились более чем в два раза. Курировался этот процесс, провозглашенный казахскими властями «малым Октябрем», особыми карательными отрядами. Согласно одному из отчетов ОГПУ, за один только день «на мороз было выброшено целое поселение [Юрьев], насчитывающее от 500 до 600 дворов». Оставшиеся в Казахстане русские сетовали: «Тут у нас некуда пойти с жалобой: придешь в милицию – там киргиз, придешь в ГПУ – опять киргиз, придешь в местный совет – снова киргиз». В 1926 г. один из высших чинов ОГПУ Я. Х. Петерс назвал русских в Казахстане «вечно преследуемыми». Та же судьба постигла терских казаков на Северном Кавказе – было депортировано примерно 15 тыс. человек, их земли передали горцам.

В Татарской АССР руководитель местного отделения Госбанка мог отклонить заявление русского о приеме на работу со словами: «В первую очередь нам нужны татары, и мы можем обойтись и без русских». В письмах русских из Узбекистана в 1928 г. звучали жалобы типа: «…работа достается в основном… узбекам, а на нашего брата, европейца, хотя бы он и умирал с голода, не обращают никакого внимания». «…Ощущение, будто Узбекистан принадлежит им, заставляло узбеков говорить о русских, как о „гостях“, а во время стычек на этнической почве заявлять: „Убирайтесь вон из Узбекистана“ и „Возвращайтесь к себе на родину“» (Т. Мартин).

«Русских отовсюду гонят, русских здесь не терпят… Они [грузины] откровенно говорят: пусть русские побольше построят нам фабрик и заводов, все они останутся нам, когда мы выгоним отсюда русских», – писал в 1927 г. живший в Тифлисе К. Л. Гильчевский. Инженер А. В. Деркач вспоминает про свою поездку в Грузию в начале 1950-х: «Полнейшее большинство грузин презирало нас, русских – ведь это их Сталин безраздельно правил нашей страной… В Грузии мне пришлось побывать еще не единожды, и каждый раз я чувствовал свое полное бесправие – немногим лучше, чем в немецкую оккупацию».

После смерти Сталина «наверх» посыпались письма от русских, живших и работавших в Грузии. Например, «4 августа 1954 г. главный редактор „Комсомольской правды“ переслал в ЦК КПСС полученное газетой письмо мастера Горийского хлопчатобумажного комбината Д. К. Кравченко. Факты, о которых писала Кравченко, были столь возмутительны, что рассмотрение письма уже через несколько дней, 9 августа, вошло в повестку дня секретариата ЦК КПСС. Кравченко, которую направили на работу в Грузию по распределению после окончания текстильного техникума в России, писала о многочисленных злоупотреблениях, преступлениях и „круговой поруке“ грузинских руководителей. Приезжих работников избивали. Им угрожали, предлагали уехать. Кравченко сообщала об изнасилованиях русских работниц, которые оставались безнаказанными. Саму Кравченко дважды избивали, причем один раз прямо на комбинате. Однако следствие и суд по делу об избиении затягивались. Секретариат ЦК КПСС поручил проверить заявление Кравченко ЦК компартии Грузии. Однако под предлогом болезни директора комбината проверка и обсуждение вопроса затягивались. Но 23 ноября 1954 г. бюро ЦК компартии Грузии все же приняло решение, в котором факты, изложенные в письме Кравченко, были признаны правильными. Директора и секретаря партийной организации комбината сняли с должностей. Милиции, прокуратуре и судебным органам предписали „привлечь к ответственности виновных в затягивании рассмотрения дел на лиц, совершивших проступки на Горийском хлопчатобумажном комбинате“…» (О. В. Хлевнюк).

В феврале 1956 г. Секретариат ЦК КПСС дал поручение ЦК компартии Грузии рассмотреть и принять меры по письму И. В. Звягинцева из Кутаиси на имя Хрущева, где, в частности, рассказывалось о печальной судьбе русских мигрантов, которых использовали в качестве неквалифицированной рабочей силы, трудившейся за гроши по 14–15 часов в сутки преимущественно на строительстве частных домов или в сельском хозяйстве. Они часто опускались на социальное дно, превращаясь в бродяг и нищих. «В г. Самтредиа у павильона железнодорожного ресторана, спившись, уснуло одно из таких существ. Равнодушно шагала, задевая его ногами, богато и элегантно одетая публика, спокойно прошел милиционер. Но вот из дверей павильона шумно вывалила подгулявшая компания грузин. Один из гуляк с бутылкой в руках, заметив лежавшего и поставив ногу ему на живот, хрипло провозгласил: „Пью за великий русский народ!“ И, как это ни дико, в ответ раздались одобрительные возгласы и хохот. Случаев, подобных описанному, десятки, сотни».

То тут, то там вспыхивали этноконфликты между русскими и «коренными», самым заметным из которых было русское восстание в Грозном в августе 1958 г., вызванное убийством чеченцами рабочего Е. Степашина, похороны которого вылились в античеченскую демонстрацию и в захват здания горкома партии. В Грозный были введены войска. «В результате беспорядков пострадало 32 человека, в том числе 4 работника МВД и милиции республики. Два человека (из числа гражданских) умерло, 10 были госпитализированы. В числе пострадавших оказалось много официальных лиц – секретарь обкома КПСС, заместитель министра внутренних дел республики, заместитель начальника районного отделения милиции, два оперативных уполномоченных милиции, лектор Грозненского горкома КПСС… Ситуация в городе и в республике стала предметом обсуждения на Пленуме ЦК КПСС в сентябре 1958 г. Это единственный известный нам случай подобного обсуждения массовых волнений на партийном пленуме» (В. А. Козлов).

Периодически то в Прибалтике, то в Закавказье возникали стихийные выступления «коренных» с лозунгом: «Русские оккупанты, вон!» Возросшие после XX съезда антисоветские настроения автоматически переносились на орудие и заложников коммунистической политики в национальных республиках – русских, особенно это касается Латвии, где они, направленные по воле компартии строить коммунизм, по численности стали конкурировать с латышами.

Поэтому неудивительно, что с 1960-х гг. из национальных республик начинается отток русского населения, чувствовавшего себя там неуютно. И не только русского, но и вообще «неместного». В середине 1960-х один из корреспондентов-евреев И. Г. Эренбурга так описывал тогдашнюю ситуацию в Баку: «…За десять лет национализм (точнее, национал-шовинизм) принял колоссальные размеры у нас, и все, у кого есть возможность (я имею в виду не азербайджанцев, разумеется!), бегут в Россию… Вообще, национализм и в других республиках стал неофициально поощряться сверху, под видом культурного развития малых народов… Здесь хапают самым беззастенчивым образом, лишь заимев минимум власти. Кто хапает – опять-таки „местные кадры“. Чувствуя безнаказанность, они вообще игнорируют советскую власть…»