Через некоторое время снадобье было готово. Я налил густую жидкость в чашу. Конечно, я мог убить Цезаря. Для меня это не составило бы особого труда. Скорее всего, меня за это даже не распяли бы на кресте, ведь ни один медик легиона не разбирался в травах, растущих в здешних лесах, зато каждому из них было известно, что боги обычно призывают к себе всех, у кого изо рта летят хлопья пены. Мне казалось, что меня никто даже не заподозрил бы в убийстве проконсула. Но я не хотел убивать его. Я горел желанием помочь Цезарю, избавить его от страданий и исцелить, ведь он лично спас меня во время битвы с Ариовистом. Мы, кельты, считаем своим священным долгом отплатить за любой дурной или хороший поступок той же монетой. Но имелась еще одна веская причина, заставлявшая меня помочь Цезарю: я был его друидом.

Мучительно медленно веки проконсула сомкнулись, и мышцы начали постепенно расслабляться.

— Оставьте меня наедине с друидом, — пробормотал Цезарь устало. Все собравшиеся в палатке вздохнули с облегчением, услышав его голос. Офицеры и врачи тут же вышли в соседнюю комнату.

— Что это такое, друид?

Я молчал.

— Как часто это будет происходить со мной?

Цезарь вновь не услышал ответ на свой вопрос.

— Говори же, друид! Что со мной случится, если эти припадки будут повторяться все чаще?

— Тогда этот недуг назовут твоим именем, Цезарь.

Проконсул открыл глаза и усмехнулся. Он осторожно взял мою ладонь и сжал ее обеими руками.

— Это все происки богов, верно?

— Да, — ответил я, — боги благоволят к тебе. Ты считаешь, что, будучи великим понтификом, имеешь право разорять храмы и присваивать себе драгоценности, принесенные в жертву бессмертным. Но я бы посоветовал тебе как следует подумать. Цезарь, ты сам прекрасно знаешь, что в Риме у тебя есть как верные друзья, так и заклятые враги. Если хочешь, можешь сравнить обитель богов с Римом: одни хотят помочь тебе, другие с нетерпением ждут дня, когда им удастся тебя уничтожить. Поэтому будь крайне осторожен, Цезарь. Ты отнесся к нашим священным местам без должного почтения. Ты и твои солдаты совершили поступки, на которые не отважился бы ни один кельт. Каждому из моих соплеменников хорошо известны принадлежащие богам водоемы, в которые мы бросаем жертвы, приносимые им. Из этого никто не делает тайны, поскольку ни один кельт ни за что на свете не позволит себе посягнуть на собственность бессмертных.

— Что происходит с теми, кто все же присваивает сокровища ваших богов?

— Таких наглецов ждет жестокое наказание.

— Вы живьем сдираете с них кожу и бросаете в бочку с солью?

— Нет, Цезарь. Смерть — это не наказание. Кельту, решившему обогатиться, отобрав у богов то, что принадлежит им по праву, запрещают участвовать в церемониях, во время которых мы приносим жертвы и восхваляем бессмертных. Это значит, что он больше никогда в жизни не сможет обратиться к богам с просьбой помочь ему. Такое наказание хуже, чем сто смертей.

— Друид, не забывай, что боги покровительствуют мне! Поэтому я могу делать то, на что не отважится ни один кельт.

— Но и ты, Цезарь, не забывай, что мои боги защищают меня, — пригрозил я. Но проконсул не воспринял эти слова как угрозу. Он встал на ноги и вновь взял меня за руку.

— Друид, скажи, правда ли, что у вас, кельтов, есть боги, которые родились простыми людьми?

Я молча кивнул.

Цезарь задумался. Через несколько мгновений он поднял брови, словно чему-то удивляясь, и сказал:

— Пожалуй, ни один смертный не знает, зачем боги свели наши судьбы.

Проконсул открыл стоявший в углу сундук, окованный железом и украшенный бронзовой чеканкой. Сундук был таким огромным, что в нем наверняка без труда поместился бы взрослый мужчина. Достав оттуда два туго набитых кожаных кошелька, Цезарь положил их передо мной на стол.

— Открой их, друид!

Я развязал один из кошельков и заглянул внутрь. Он был наполнен тяжелыми золотыми монетами, которые, по-видимому, совсем недавно отчеканили в Риме.

— Эти монеты из римского золота, а не из того, которое мои легионеры отобрали у кельтов и их богов, — усмехнулся Цезарь. — Теперь это золото принадлежит тебе.

Я с недоверием взглянул на проконсула. Он предложил мне подарок, который мог сделать только царь.

— Благодарю тебя, Цезарь, — сказал я, понимая, что стал обладателем целого состояния.

— Я слышал, что ты задолжал определенную сумму какому-то торговцу из Массилии…

Я не смог сдержать улыбку. И это говорит человек, который совсем недавно должен был выплатить баснословную сумму всем, у кого занимал деньги! Насколько мне было известно, в Риме больше никто не имел такого огромного долга — Цезарь поставил своеобразный рекорд. Интересно, сколько бессонных ночей он провел, пытаясь придумать, как рассчитаться со своими кредиторами? Почему он вдруг решил побеспокоиться о моих долгах?

— Да, — сказал я, — но в соответствии с договором я должен выплачивать свой долг равными долями, а не весь сразу. Каждый месяц я плачу определенную часть. Такое условие поставил Кретос, поэтому еще некоторое время я буду оставаться его должником. Кроме того, я обязан оказывать ему определенные услуги.

— Через несколько лет, — усмехнулся Цезарь, — ты сможешь без труда купить торговый дом Кретоса в Массилии. У твоих ног будут лежать нубийские рабыни, а твою левую лодыжку украсит полумесяц.

Если честно, я был очень удивлен, когда Цезарь заговорил со мной об этом. Точно такое же пророчество я слышал от наших друидов! В то мгновение, держа в руках два увесистых кошелька с золотом, я подумал, что Цезарь по праву носил титул великого понтифика и, возможно, в самом деле вел свое происхождение от бессмертных богов. Я очень высоко оценил его тактичность, ведь проконсул не предложил мне в качестве награды золото, отобранное у моих соплеменников, убитых легионерами, или выловленное из наших священных прудов. Цезарь сделал меня состоятельным человеком. Благодаря ему меня стали уважать не только кельты, но и римляне. Многие признали, что я обладаю выдающимися способностями и вполне достоин уважения, даже несмотря на простое происхождение. Однако я сильно сомневался, что такого же высокого положения мне удалось бы добиться в своем племени. Конечно, мудрый друид Сантониг очень хорошо относился ко мне, но разве какой-нибудь еще кельт из благородного рода мог дать свое согласие на то, чтобы я тоже стал друидом? Даже Веруклетий вряд ли поддержал бы меня. О Фумиге я даже не хочу вспоминать. А о наших зазнавшихся вождях и князьях, которые вырывают у простых кельтов последний кусок хлеба, и об их сыновьях я даже думать не желаю. Я старался быть объективным и не видел ничего дурного в том, что мое отношение к Цезарю со временем изменилось. Сначала я от всей души надеялся, что проконсул будет убит во время одного из сражений. Но он дал мне то, что никогда в жизни не предложил бы ни один кельт. Я имею в виду уважение, всеобщее признание, власть, а также знания. И конечно же, деньги.