В одну секунду это понял. Я не шёл через огромный свой конференц-зал, я летел, споткнулся на ровном месте и едва не упал, чем поверг в шок и Хелен, и всех своих сотрудников.

Оказывается, я её ждал, ещё как ждал.

Её лицо, её визит, и её желание встретиться со мной сотворили со мной невероятное — я улыбнулся, впервые за последний год я искренне и легко улыбнулся. Моё сердце не билось, оно трепыхалось, как бешеное, готовое выскочить из груди и запрыгнуть в её тёплые ладони.

Я почему-то решил, что она прижмётся к моей груди и скажет, что ей тоже плохо без меня, что скучает, что тоскует так же, как и я, и что хватит уже врать себе и окружающим — я её человек, её мужчина и её муж!

Но она меня как всегда обломала:

— Я больше не являюсь твоей семьёй. Я хочу переехать из дома на берегу в какое-нибудь другое место, поскольку испытываю серьёзный дискомфорт от нашей большой шведской семьи.

Мне стало душно, больно и до ужаса горько: эта женщина специально пришла в этот мир, чтобы отравлять мне жизнь? Каждый раз давать надежду и растаптывать её, как сейчас? Зачем она явилась? Могла бы и позвонить, или хоть сообщение кинуть!

А потом ещё предъявила мне рыдающую в фойе Мию, одержимую желанием получить моё внимание, и я реально почувствовал себя козлом. Ты в очередной раз размазала меня, Лера! И как виртуозно! Этому учат где-нибудь? Если да, то у тебя степень магистра в этом!

Ruelle & Zayde Wolf — Walk Through The Fire Atomic Blonde

Я всегда был уверен в том, что чётко знаю, чего хочу, а главное, смогу найти пути воплощения этого «хочу» в реальность. Наивный. Теперь, будучи зрелым мужчиной, понимаю, что ничего не понимаю. Например, до меня до сих пор не доходит, как вышло так, что между мной и любимой женщиной километры непреодолимых препятствий, когда она уже полностью и безоговорочно была в моих руках, дарила мне счастье, и я упивался им, искренне полагая, что оно никогда не закончится, потому что все испытания остались позади… Почему сам я не могу найти себе места, живу, словно мечусь, хожу, работаю весь издёрганный, замученный, уставший, бесконечно одинокий без той, которая единственная способна наполнить мою жизнь смыслом и теплом? Почему она, та, которую я должен, нет, обязан оберегать, защищать, заботиться и лелеять, так вот, почему она, полупрозрачная и с синяками под глазами появляется лишь изредка в поле моего зрения, чтобы напомнить о том, каким на самом деле чудовищем я являюсь?

Я стал циником и, очевидно, уже давно. Нет, он и раньше жил во мне, но старательно скрывался. И вот теперь я сам себе официально признаюсь — я циник. Я больше не сочувствую людям так, как делал это раньше, в моём сердце больше нет места для чужих болей и страданий. Технически мною уже очень давно налажен механизм оказания финансовой помощи страждущим: создан соответствующий Фонд и питающие его мои же инвестиционные. Это своеобразный откуп для совести: пока ты живёшь, радуешься, здоровый и счастливый, кто-то там болеет, страдает, умирает, обреченно переживает смерть близких или, самое страшное, своих детей.

Доброта обречена в этом мире. Каждый, ну абсолютно каждый, рано или поздно стремится урвать себе кусок от неё. Продырявленная тысячами уколов жадности, зависти, злости и эгоизма других людей моя доброта вся сжалась, обиделась и не заметила сама, как переродилась в молодой и здоровый цинизм.

И есть только один единственный человек во всём мире, который заставляет меня 25-летнего, искреннего и открытого, переполненного благими устремлениями и идеями спасения человечества, иногда возвращаться — это моя жена. И не важно, с кем она сейчас живёт и чью фамилию носит, не важно, с кем живу я и чьим супругом официально являюсь, у меня есть и будет только одна жена — Валерия.

Скучаю… Есть такое слово. Однажды мне принесла его смс-ка… Я помню то странное время, и счастливое, и тяжёлое одновременно, эдакий коктейль из противоречивых чувств и эмоций. Сам удивляюсь, как во мне уживались любовь к женщине и терзающая ненависть к ситуации, тоска, ревность и неудержимое физическое влечение, жажда её общества и просто близости, просто присутствия рядом. Только в такие моменты понимаешь, почему люди придумали браки — ты просто не в состоянии не то что жить без того, кого любишь, а даже думать об этом.

«Скучаю» — не то слово, которое способно выразить весь спектр моих эмоций. «Изнуряющая тоска» — пожалуй, будет вернее. Как же мне не хватает тебя, Лерочка! Моя Лерочка… Сердце рвётся на маленькие кусочки и кровит, так сильно кровит, когда я о тебе думаю, а не думать не могу. Мой день начинается с мыслями о тебе, мой день заканчивается мыслями о тебе. Я вижу тебя во сне, я мечтаю о тебе порой, закрыв глаза и отдыхая в своём офисе, а Хелен часто спрашивает, не плохо ли мне? Плохо, ещё как плохо, да просто невыносимо плохо! И нет ничего такого, что могло бы мне помочь! Но я, по обыкновению, отвечаю:

— Всё ок, Хелен, спасибо. Будь добра, завари мне цветочный чай.

— Да, конечно.

В последнее время я пью только чай. Не потому, что он полезен для здоровья, не потому что предпочитаю его кофе, травяной чай — мой фетиш. Он связан с тем временем, когда мы с Лерой жили, словно в вакууме, закрытые, спрятанные от всех, от завистливых или снисходительно жалеющих глаз, осуждающих, восхищающихся или желающих… Мы были одни, но вместе: каждый день, каждый час, каждую минуту и почти каждую секунду. Всё её внимание и время, вся её нежность и забота принадлежали мне, и теперь, огладываясь назад, я внезапно понимаю, что тогда было самое счастливое время в моей жизни: несмотря на боль, страхи, физические страдания и уродство болезни, у меня было главное — моя Лера. Тогда и только тогда я владел ею полностью, безоговорочно, безапелляционно. Она была целиком моей тогда, а я даже не понял этого.

Самое страшное, что это больше никогда уже не повторится. Хотел бы я снова заболеть? Ещё как бы хотел, но это было бы бесполезно: она больше не придёт спасать меня, не бросит семью и свои обычные житейские хлопоты, не примчится на другой конец света в узких джинсах и синей майке, ласково облегающих её так сексуально располневший стан… Нет больше той сексуальной полноты в моей Лере. Нет и уже давно: вначале она худела, чтобы соответствовать мне, а потом… Потом её высушила тоска и боль, щедро вываленные ей на голову ни кем иным, как мною, неблагодарной эгоистичной сволочью…

Думаете, до меня самого дошло, как чудовищно виноват перед ней? Нет! Друг заставил мои мозги работать адекватно, раскрыв мои чёртовы глаза на очевидные вещи. Случилось это спустя примерно полтора года после Лериного возвращения домой… с её новым-старым мужем, будь он трижды неладен. Случилось так, что мы оказались с Марком в баре и немного выпили.

— Знаешь, это даже хорошо, что всё у вас так сложилось.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что вы живёте рядом, можете видеть друг друга, общаться, но женаты на других. Да вы можете даже встречаться где-нибудь в даунтауне, в отеле. Слушай, а купи квартиру?