выглядел тогда смешным, но „перья этаким павлином“ не распускал — стеснялся. А в Тракае с браконьером Ромой Карповичем ходил на угря. Ставили перемет, я наживлял его рыбками. Угорь бывает в движении ночью, вьется вокруг камышей и осоки. „Он живучий, сволочь, — объясняет мне по-польски Роман, — только если ему хребет переломить…“ Мы притаивались в камышах, а за нами милицейский катер увязался. Еле удрали. Зато во вторую ночь попался угорь с ослепительным металлическим цветом кожи. Как женская сумочка. Я его закоптил самолично. Вообще я учился по книге Сабанеева „Жизнь и ловля пресноводных рыб“. Есть такой двухтомник…»

Олег бредил ровным английским газоном. Мечтал вырастить на даче такой же, как в Гайд-парке. Всегда сокрушался, что на территории дачи какие-то пролысины, неровности, которые он не может устранить. Покупал специальную почву. Газонокосилку Олег и Алла везли из Франции. В России их тогда еще не было. Купили — довольно громоздкую — в Париже после озвучения фильма «Луна-парк». Режиссер фильма Павел Лунгин советовал Борисову купить автомобиль. «У меня есть „Волга“, — ответил Олег Иванович, — мне хватит. А вот газонокосилка!..»

Олег Иванович и Юра были за Аллой Романовной как за каменной стеной. После «Ленфильма», с которого ее провожали со слезами на глазах (уезжала в Москву поездом, и купе было завалено цветами), она уже никуда не устраивалась на работу. Закончила в возрасте пятидесяти лет. Ролан Быков приглашал Аллу Романовну возглавить свое объединение на «Мосфильме». На семейном совете решили: работать она прекращает, а они — Олег и Юра — обязуются соблюдать установленный ею режим.

Когда у Олега Ивановича был спектакль, весь день подчинялся ему. Даже если вечером предстояли не знаковые спектакли, он был, по свидетельству Юры, «малоразговорчивым и малосимпатичным». Лучше было не задавать ему в это время вопросы, не подходить, ничего не просить и не звать к телефону.

Чем больше нарастал конфликт во МХАТе, тем больше Олег Иванович замыкался в семье. Его жизнь во многом была защищена силами Аллы Романовны: она растворилась в семье. «У Алены, — говорил, объявив о выходе на пенсию, Олег Иванович, — может быть много профессий: ресторатор, дизайнер, ботаник… И я не отстаю: водитель с одной дыркой в техпаспорте, тупейный художник (это от Голохвостого — Юрка только мне голову доверяет), коптитель угрей и японовед. Надо освоить еще пчеловода и переплетчика книг. Без театра продержимся…»

В семье Латынских всегда была живность. Первую собаку — огромного взрослого дога по имени Том — Роман Степанович сразу после переезда из эвакуации привез из Львова. Умный, добрый и обученный дог был оставлен немцами. Тома любил весь дом. Когда к Латынским приходили гости, дог по команде «сними шляпу» становился сзади передними лапами на плечи пришедшего и снимал головной убор (случались «обмороки»). По второй команде — «возьми сумочку» — аккуратно принимал сзади зубами сумочку и укладывал ее на столик в коридоре.

Том снимался в фильме «Зигмунд Колосовский». За ним приезжал прикрепленный к киногруппе «виллис», он важно садился на заднее сиденье и ехал на съемки. Знакомый циркач очень хотел обменять Тома на макаку. Том нужен был ему для охраны от львов. Он привез макаку для знакомства, она прожила у Латынских сутки, потом ее вернули, но Тома не отдали. Когда Том умер, весь дом плакал.

Потом Роману Степановичу подарили овчарку. Тоже немолодую. Ринти очень любил Аллу и ее брата Алика и позволял им выделывать с собой все, что заблагорассудится. Позволял ходить по себе котятам, а также цыплятам и курицам, которых с разной степенью регулярности приносил домой Роман Степанович. Кого он только не приносил. Как-то раз даже купленную (за 25 рублей) по дороге с работы (на работу и обратно он всегда ходил пешком) лису.

Дома Ринти прощал всем и вся. На улице же не давал спуску никаким собакам. Однажды Алла (они с Олегом только-только поженились) пошла с Ринти в магазин. Перешла на другую сторону не очень-то и широкой Пушкинской улицы, а Ринти, увидев собаку, погнался через дорогу за ней, и его сбила — насмерть — машина. Это была трагедия.

Подарили Роману Степановичу овчарку Арсена. Арсен, в отличие от Ринти, совершенно не признавал Аллу с Олегом и Алика, никого не подпускал к родителям: садился на диване между ними и рычал, когда кто-то пытался подойти к Ларисе Гавриловне и Роману Степановичу. Но Арсена пришлось отдать в армию: больные железы были причиной очень сильного запаха псины…

Когда Олег с Аллой стали жить отдельно от родителей, собак у них в доме не было — только кошка Мальвинка. Но прожила недолго: в Ленинград Борисовы переезжали без животных. Но спустя несколько лет появилась кошка Машка, сибирская красавица. Роман Степанович подобрал ее на улице, но когда у Алика родилась дочка Наташа, кошку — пушистую, разноцветную — отправили с тремя котятами из Москвы в Ленинград. Котят Алла быстро пристроила в «хорошие руки», а Машка, исколесившая с Борисовыми на «москвиче», в самолетах и поездах и Прибалтику, и Украину, стала любимицей Олега. Он обожал ее. Приходил днем домой после репетиции и ложился отдыхать, Машка устраивалась у него на груди, и он засыпал… Когда однажды журналистка Наталия Кинкулькина пришла к артисту побеседовать, увидела кошку, пренебрежительно, по свидетельству оторопевшего Олега Ивановича, стала от нее отмахиваться — как от блохи или какой нечисти — и сказала, чтобы убрали «эту фашистскую морду!», разговор немедленно был прекращен и больше не возобновлялся.

Машку брали во все поездки. В машине она вела себя так, как будто всю жизнь в ней ездила. И вот как-то в лесу рядом с ленинградской дачей Борисовых, выделенной Олегу Ивановичу после того, как он получил звание народного артиста СССР, она отравилась. Алла и Олег следующим днем собирались на машине в пять утра выехать в Киев. Юра был уже там. И, конечно, уехать они не смогли. Повезли Машку в лечебницу. Что-то ей выписали. Алла помчалась в аптеку покупать нужные препараты. Когда вернулась, увидела Олега в слезах: Машка умерла у него на руках. Похоронив ее, отправились в Киев, а затем под Киев, где несколько раз до этого отдыхали в палатках — вместе с кошкой.

Потом уже стали ездить туда с Ванечкой — собакой, игравшей с Олегом в «Трех мешках сорной пшеницы». Рано утром каждый день Борисов приходил в театр. Только он и заведующая бутафорским цехом имели право — так было написано на специальной табличке — кормить обеих собак, «работающих» в «Трех мешках…». Олег Иванович и Ванечка привыкли друг к другу. Собака хорошо знала машину Борисова. Как только она заезжала на мост через Фонтанку, Ванечка начинал радостно лаять.

«Как-то осенью, — рассказывает Алла Романовна, — я уехала на семинар в Эстонию. И когда позвонила