Домик этот, вернее, свободные полдома, был в Ильинском, где жили родители Аллы. Владелицей была женщина, орденоносец-угольщик. Она и предложила Ларисе Гавриловне и Алле, с которой познакомилась, купить его. Когда настало время ехать на прием к Промыслову с подготовленным заявлением, чего только Олег Иванович не придумывал, чтобы избежать этого: ссылался на занятость, на температуру, говорил, что это стыдно, что ему откажут… Роман Степанович посадил Олега в машину и отвез в Моссовет. Разрешительная резолюция от Промыслова была получена, но она, как оказалось, ни на что не влияла.

На эту половину дома претендовали люди, которые уже жили в другой половине много лет. И не только они — кто-то еще из дачного кооператива «Красный угольщик». Вопрос рассматривался на собрании. Со стороны казалось, что это — формальность, но Олега Борисова не приняли. Наслушавшись того, что и как говорили выступавшие на собрании — «все больные, все великие, все народные — много вас таких…», — Олег Иванович разнервничался и угодил в больницу.

Спустя время — на втором собрании — большинство проголосовало за Борисова. Повезло, что один претендент на эту половину дома «отпал», получив к тому времени участок в другом месте.

«Как он был счастлив! — вспоминает Алла Романовна. — Беспредельно! Ему было все равно, что это не престижный район, что всего полдома с одной фактически комнатой… Нам не нужен был дворец, мы всегда жили в рамках своих возможностей. Олег прожил здесь всего шесть лет, это было его самое любимое место на земле. Он каждый день ездил отсюда на работу во МХАТ — и не уставал. Сюда же перебрался Юра. У каждого была своя территория. Я очень счастливый человек: Господь подарил мне этих двух замечательных людей».

«Мама, — рассказывал Юрий Борисов, — достаточно известная личность для поколения, которое работало в кино при советской системе. Она была главным редактором телевизионного объединения на „Ленфильме“. Когда мы переезжали в Москву, отец просил ее не работать. Она посвятила себя нам. Шесть лет нет отца, а я не представляю, если бы не было ее. Она очень сильная. Я бы мог развалиться, она — нет».

В Ленинграде Алла Романовна, член двух творческих Союзов — кинематографистов и журналистов, — поначалу работала на «Ленфильме» редактором дубляжа иностранных фильмов. Потом ее назначили главным редактором творческого объединения киностудии, и она была редактором таких кинофильмов, как, в частности, «Моя жизнь», «Табачный капитан», «Мещане», «Ханума», «Старший сын», «Свадьба Кречинского», «Утиная охота», «Анюта», «Принц и нищий», «Фантазии Фарятьева», «Соломенная шляпка»…

«Они с Мельниковым, — записал в дневнике Олег Иванович, — организовали объединение, которое выпускает хорошие фильмы, и иногда зовут меня в них сниматься. Это Алле и ставят в вину: использование служебного кресла. Хорошо, я ее редко подвожу — после появления „Гарина“, „Принца и нищего“ анонимщики стихли. На время.

Ее нервам можно позавидовать. Я бы никогда не мог стать начальником. У меня разговор короткий — чуть что, сразу в рыло!

А начальник — это работодатель! Страшное слово, если вдуматься. Безработные режиссеры облепливают ее, как черные мухи белый сахар. Надо уметь „пробить“ и уметь отказать. Не смогла „пробить“ Герману заявку на Чехова, зато получились вполне „левые“ „Фантазии Фарятьева“ у Авербаха. Снимала в объединении Динара Асанова. Воробьев поставил „Свадьбу Кречинского“, но сцену в церкви московские начальники резали прямо перед эфиром. По живому…»

На даче был проведенный прежними хозяевами газ. Во дворе стоял полуразрушенный сарай… Борисовым одалживали деньги. Отдавали сразу — как только Олег получал гонорар за кинокартину. Так просто в долг не брали, всегда — подо что-то. Надо было обустраивать дачу, сделать веранду, а потом и баньку…

Олег Иванович решил твердо: жить только на даче. Но выяснилось, что существует очень много ограничений, которые самым непосредственным образом могли повлиять на это желание. Нельзя было, например, утеплять дачи — они все должны быть летними. Потом разрешили устанавливать батареи отопления, но не больше одной на дом. Одну установили, но остальные умельцы спрятали — трубы и батареи разместили так, чтобы их не было видно: в любой момент могла заявиться комиссия из правления кооператива и, обнаружив «криминал», все убрать.

Провели водопровод. Сделали веранду. Построили баньку. Когда наступили новые времена и дачные ограничения практически перестали действовать, Борисовы занялись достройкой дома, его отделкой (снаружи и внутри), поиском необходимых материалов. С огромным трудом удалось достать брус. Все хозяйственные тяготы, связанные с организацией строительства, легли, понятно, на плечи Аллы Романовны, но к истории с брусом пришлось подключиться Олегу Ивановичу, который никогда не занимался привычным для большинства артистов делом — не «торговал лицом». Брус «заставил» его сделать это и показаться там, откуда потом на участок Борисовых необходимый материал доставили.

Кирпич под фундамент помог достать адвокат Якубовский, с которым Борисовых познакомил Андрей Караулов и с которым Алла Романовна ездила на кирпичный завод. Бригаду строителей нашли в Ильинском. Сделали быстро. Алла Романовна жила у родителей и процесс строительства контролировала постоянно. Внутренней отделкой занимался бывший шахтер Женя. Он жил в Москве, его порекомендовали Борисовым. Олег Иванович, когда время позволяло ему находиться за городом, вел с Женей задушевные беседы и по мере необходимости старался помогать ему. Из Коломны привезли двери, окна, забор.

Когда позволили легально устанавливать батареи, Алла Романовна нашла по газетному объявлению специалиста, инженера, который, правда, закончив установку, оставил воду, чтобы проверить систему, но «забыл» при этом о наступивших ранних морозах, и все полетело. Олег Иванович как раз тогда попал в больницу с отказавшими почками, Алла Романовна из палаты практически не выходила, на дачу поехать не могла. Когда Олег Иванович выписался из больницы, заменили лопнувшие батареи и окончательно на дачу переехали. Перевезли из Москвы всю библиотеку — Юра хозяйничал там один.

Олег Иванович наслаждался. Каждый день ездил в Москву. Водить машину очень любил, не уставал. Водил аккуратно. Никогда не садился за руль, если выпил, пусть даже одну рюмку. Никогда не выпивал в день спектакля. Бутылочку, к слову, открывал, когда до двух-трех часов ночи не мог заснуть после спектакля. Когда спектаклей не было, приезжал в Ильинское в четыре часа дня, сразу после репетиции. На следующее утро — в девять — уезжал. Ухаживал за деревьями. Пробовал выращивать помидоры, но посадил их в одном парнике с огурцами и остался без урожая…

Купил Олег Иванович специальный станок, переплетал книги. Хотел завести пчел, изучал литературу по этому вопросу. Накупил рыболовных принадлежностей. «Рыбалка, — говорил, — дело серьезное. Для меня-то точно. Я прошел школу Саши Анурова, киевского актера, мы с ним через пешеходный мост в Киеве на Труханов остров ходили. Он меня учил. Может, в его глазах я