это они после моей победы имена поменяли. А так — отца звали Махмуд, а деда — Саид, — эти имена она придумала ещё дома, но перед писарем они вылетели из головы, и только сейчас вспомнила.

— Победы в чём?

— В соревновании по борьбе, — придумала она на ходу.

— А-а... тогда всё ясно с вами. Сколько тебя лет?

— С 128-го года, сейчас 19.

— Откуда ты из столица? Какой именно район?

— Да, это, садовниками работали, так что каждый сезон — новый дом. В последний раз — дворец наместника.

— А что, твой наместник не мог тебе освобождение от армии устроить?

— Он и так устроил — моему отцу. А я сам пошел — добровольцем. Меня, это... девушка бросила, вот и захотелось забраться к шайтанам на кулички...

— Ну, здесь ты в этом преуспеешь. Первый год служишь?

— Даже первую неделю. Ну, если по домашнему времени.

— Ладно, записан в сотню Тэймур-бека. Можешь идти на раздачу.

— Раздачу?

— Еда! — грубо повернув руками его голову, казали Явану на дымящийся котёл с пловом: — Или что, не голоден?

— Нет, спасибо. У меня домашнего куча — мама сказала всё самому съесть, а уже черствеет. Так что я пока сам.

В толпе неодобрительно промычали: «Брезгует!» — и все разошлись, как-то быстро растеряв интерес в перспективе обеда.

Писарь захлопнул свою книгу и снял очки:

— Ну что ж, воля твоя... — и ушел молиться.

После молитвы Яван вернулся в палатку в гордом одиночестве, и, поглядывая на пропустившего обязанность правоверных во сне Хасана, прилег на холодный тюфяк, намереваясь последовать их примеру. Однако, жуткое чувство голода сводило желудок — принцесса, не успев опомниться, одолела половину своих запасов...

Под немного удивлённым взглядом проснувшегося Хасана она запила всё это коротким глотком из фляжки — к досаде, вместо какого-нибудь нормального питья, Весёлый Брод налила туда какого-то вина, от вкуса золота в котором немного «повело» голову. Но даже и это надо было экономить — неизвестно, когда удастся пополнить запасы.

— Ты что?! — спросила Мацуко, видя удивленные глаза ракшаса.

— Да это, думал тебя там, у шейха совсем того... — он показал жест руками, словно выкручивая тряпку.

— Да нет проблем, — успокоила его девушка, не зная, что покажет иллюзорная рожа маски-ракшаса: — Только немного проветрились...

— Ну, ты с Салахом всё-таки осторожнее. Он уже сговорился с остальными тебя убивать, говорят.

— Да ладно... Как-нибудь обойдётся.

Салах вернулся злой и с силой бухнулся на постель. Хасан, увидев синяки и ушибы на его лице, отодвинулся со своим тюфяком в дальний угол палатки от греха подальше.

Салах же ничего не сказал, только поднялся, поправил криво поставленную с утра распорочку палатки, сел, скрестив ноги, на тюфяк, и, процедив сквозь зубы: «силён, зараза», и улёгся спать носом к стенке.

А через полчаса их всё равно погнали на утренний намаз на закате.

Строевая для дурных голов

Потом был опять утомительный переход длиною в ночь, с короткими остановками для молитвы, и опять дневной привал, и опять марш под безлунным небом. Они останавливались во всё более благоустроенных лагерях, прибранных шедшими впереди войсками. Городок из биваков, раскинувшихся по обеим сторонам дороги, приобретал всё более цивилизованный вид — стены, правда, не частокол, как требовало командование, (где здесь, на песчаных пустошах, сыскать дерево), а из кусков песчаника; уже размеченные и выровненные улицы, (Яван с Хасаном как-то укатывали одну такую тяжелённым катком); сложенные из камней печи, капитальные бани и даже постоянные обитатели — всякие там маркитанты, шулера, торговцы тем, что плохо лежало. Вот только женщин пока что-то не было для полноты картины.

В одном из таких лагерей их однажды построили посотенно на площади, и эмир их полка — тот самый бородатый ракшас, объявил:

— Клянусь всеми шайтанами, я не видел ещё более отвратительного войска! Вы не солдаты — вы дерьмо! Настоящие солдаты пройдут сквозь вас и не заметят! Поэтому, с сегодняшнего дня, вы, кроме марша, будете проходить подготовку! Я сделаю из вас ещё настоящих воинов! — и ушел.

Перед их сотней выступил Теймур, натаскавший зачем-то кучу камней:

— Так, построиться по росту... — а когда все выполнили приказ, продолжил: — Запомните самое главное: мы — башибузуки. Мы не чета обычным солдатам, так что не стройте из себя героев в бою. Наша задача — не убить как можно больше народу, а как можно дороже продать свою жизнь. И в этом очень помогает правильный строй. Сейчас я вас распределю по линии, и чтоб каждый запомнил своё место, и вставал туда даже с закрытыми глазами! Помните — один башибузук меньше чем ничего, а фаланга башибузуков — ужас для врага! Итак, начнём. Помоги мне, — из строя вышел один из старослужащих — тот самый, что смог сбить принцессу с ног.

По приказу все положили копья. Сотник с помощником пошли с разных сторон, кидая в солдат камни с криком: «Лови».

— Что они делают? — спросил Яван у Хасана.

— Вот оно. Жеребьёвку проводят. А может и не так это называется, не помню. Салах рассказывал: говорит, если будут в тебя камень кидать вот так, то как хочешь извернись, хоть задницей, да лови. Не дай Аллах увернёшься, или хуже того — не пошевелишься. Тогда точно в первый ряд поставят.

— А, понятно.

Старослужащий тем временем подошел к ним: «Лови» — кинул камень он Явану. Тот спокойно, будто с полки, поймал его в воздухе. «Молодец» — сказал он, и крикнул Теймуру:

— Яван, правый фланг, второй-третий ряды! — и Явану: — Запомнил?!

— Третьего на флангах не будет, только второй! — ответил Теймур.

— Значит, второй. Жаль, ты мне начал нравиться, — и перешел к Хасану: — Лови! Как тебя зовут? Так, Хасан — тоже правый фланг, второй ряд!

— Который Хасан?!

— Я, дядюшка!

— Ладно.

Старослужащий пошел дальше:

— Касым! — маленький ракшас зажмурился, скрючился и не увернулся.

— Касым, первый ряд! Правый фланг!

— Калим! — высокий сутулый ракшас принял камень на грудь с улыбкой.

— Калим... — с презрением измерил