Темуджин с нетерпением ожидал именно такого послания, и он собрал военный совет из оставшихся ханов.

— Наши братья прибыли в лагерь Тогрул-хана. Я получил об этом весточку. Теперь мы будем ожидать от них дальнейших сообщений.

Вскоре ему принесли письмо и от ханов.

«Мы умоляем тебя, Темуджин, принять благородное и щедрое предложение великого Тогрул-хана! Преклони перед ним колени до того, как на третью ночь будет светить полная луна. Мы будем рядом с ханом, чтобы услышать весть о том, как ты полностью распустил свои войска. Даже и не думай ему сопротивляться. У нас имеется только четыре тысячи воинов, а у него их — шесть тысяч! Среди его воинов множество опытных и искусных лучников и людей, умеющих хорошо управляться с мечами. Им не нужна сильная конница для защиты. Они все настроены очень решительно, и нашим всадникам с ними не справиться. Мы тебя просим, как можно скорее прислать Тогрул-хану подтверждение, что ты полностью подчинишься ему!»

Темуджину прочитали письмо, и он обрадовался.

— Итак! У них всего шесть тысяч воинов, а у нас в два раза больше! Пиши, Субодай! — И он продиктовал другое письмо как бы от имени перепуганного Касара.

«Мой брат, хан Темуджин, все еще не пришел в сознание, но я желаю принести тебе, великолепный ванг хан, клятву повиновения и верности. Я прибуду утром четвертого дня с мечом Темуджина».

Вместе с этим письмом они отослали любимое кольцо Темуджина, золотое и массивное, с ярко-синим камнем.

Тогрул-хан прочитал письмо ханам-перебежчикам, но они отнеслись к нему недоверчиво.

— Это — хитрая уловка, — говорили они. — Если бы Темуджин был болен, нам об этом стало бы известно. Он просто перепугался и, делая вид, что болен, старается избежать унижения.

Касару отправили послание, где принимали его покорение, и сообщали, что Тогрул-хан с радостью его примет в свои объятия.

Тем временем ханы-перебежчики внимательно изучали расположение лагеря и разрабатывали планы его покорения.

Тогрул-хан даже в период военных кампаний привык жить в роскошной обстановке. Его шатер был увешан золотой парчой, его военачальники располагались в удобных юртах, наполненных большим количеством драгоценных вещей — кубками и блюдами из чеканного серебра и великолепными коврами. Коней укрывали шелковыми попонами, а седла были изготовлены из чудесной красной кожи. Эфесы мечей у офицеров были изукрашены золотом и драгоценными камнями. В лагере было множество женщин — певички с ярко раскрашенными лицами и гибкие, соблазнительные танцовщицы. Ночью слух воинов услаждали опытные музыканты, умеющие играть на разных струнных инструментах. Ханы-перебежчики шатались по всему лагерю, с завистью взирая на чужое добро, и заранее выбирали для себя вещи, которые окажутся у них в руках после победы Темуджина.

На третью ночь полной луны состоялось еще одно пиршество, и ханы притворились, что упились вусмерть, и захмелевших гостей отнесли в их юрты, в лагере продолжалось веселье. Удостоверившись, что за ними никто не наблюдает, ханы собрались в заранее определенном месте и стали ждать. Один из них, обладавший самым острым зрением, ползком выбрался на возвышенность и следил за тем, что происходит с южной стороны, откуда должны были прискакать монголы. Его товарищи ждали их с оружием в руках и боялись даже перешептываться друг с другом, так как неподалеку расхаживали стражники. Они позевывали, с неудовольствием прислушивались к доносившему смеху и звукам музыки, иногда собирались в кучки, чтобы поговорить с товарищами.

Луна освещала белым светом купы тополей, равнину, реку и огромный холм. Позже монголы с удовольствием отметили, что на небе появились облака, закрывшие свет луны, и все покрылось волнами движущегося тумана.

Неожиданно монгол, следивший за горизонтом, подполз к своим товарищам и, приложив губы к уху оказавшегося с ним рядом хана, прошептал:

— Войска нашего господина приближаются. Вскоре они будут здесь!

Они ждали, стараясь осторожно дышать, и не шевелились, не сводя хищных взглядов со стражников-караитов, которые совершали ленивый обход постов. Монгольские ханы следили за их силуэтами, видимыми на фоне темного неба. Через некоторое время монголы осторожно дали друг другу знак — ждать дольше было опасно, стражники могли заметить приближение вражеской армии, — и каждый тихо приблизился к заранее выбранной жертве, бесшумно вонзили кинжалы в спины ничего не подозревавших воинов. Стражники с тихим вздохом распластались на земле. Через мгновение монголы, напялив головные уборы караитов и накинув плащи убитых, сделали вид, что охраняют покой лагеря с обнаженными мечами, и, чтобы никто не заметил подмены, спокойно расхаживали взад и вперед по намеченному маршруту.

У Сен-Кунга, несмотря на его внешний лоск, было хорошо развито врожденно чутье кочевника, и он вдруг ощутил неясное волнение. Он сидел рядом с отцом, пил вино и следил за танцами девушек, но потом вдруг сказал:

— Отец мой, не знаю почему, но меня мучит дурное предчувствие. Позволь мне тебя оставить — я пойду проверю стражу.

Тогрул-хан был увлечен искусным танцем девушек и спокойно согласился с сыном. Сен-Кунг вышел из шатра и стал подниматься на возвышение, где расхаживали стражники. Он видел, как они расхаживают взад и вперед, внимательно посматривают на горизонт, но ему этого показалось мало. Он приблизился к одному из стражников, до носа закутанного в плащ.

— Как дела? Все нормально? — резко спросил стражника Сен-Кунг.

Тот утвердительно кивнул. Остальные стражники, услышав голоса, окаменели, глаза их сверкали даже в полумраке. Этим людям уже было ясно видно монголов, которые двигались, как тени, неслышно приближаясь к лагерю.

Сен-Кунг громко вдохнул чистый ночной воздух, оглянулся и направился к другому стражнику, но тут вдруг взглянул в сторону юга и увидел врага. В этот миг луна внезапно выплыла из-за облаков, и вокруг стало светло, как днем.

Сен-Кунг хрипло вздохнул, резко сорвал плащ с ближайшего к нему стражника и увидел перед собой одного из ханов, свирепо смотрящего на него. Остальные ханы уже бежали к ним, обнажив оружие.

Несчастный караит взглянул на врагов и понял, что пришла его смерть, но ему следовало предупредить своих воинов. Он широко открыл рот, пытаясь издать громкий крик, но в этот момент один из ханов глубоко вонзил ему меч в живот и прижал руку к губам несчастного караита. Тот все еще пытался закричать, с яростью вонзил крепкие, как у волка, зубы в руку, заткнувшую ему рот. Сен-Кунг умирал, из его живота вместе с кровью уходила жизнь, но сил у него все еще оставалось, как у трех здоровых воинов. Через миг ему удалось оторвать от губ вонючую, отвратительную руку врага, он согнул ногу, чтобы с силой ударить в живот монгола, склонившегося над ним, но тут другой «стражник», боясь, что Сен-Кунг закричит, с силой несколько раз ударил его сапогом в висок. Тело умирающего выгнулось дугой, руки напрасно хватались за воздух. «Стражник» наступил сапогом на его лицо, выдавив каблуком глаза. Наконец несчастный успокоился, и тело его застыло без движения.