Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последним выступил импозантный, как кинорежиссёр, Юрий Левитанский. Читал долго и не по памяти, а по листочкам. Притомившиеся слушатели ёрзали в креслах. Гардеробщики сердито ворчали: «Делать нечего, разговорились. Глядя на ночь…»
Последняя строка. Последний хлопок, и Лариса Васильева поблагодарила всех пришедших за «героическое терпение». Из душного зала мы рванули на свежий воздух.
Нынешний сбор в зале Чайковского ничем не напоминал былые поэтические вечера в Политехническом. Не тот поэт пошёл! Не тот! Нет ни Бальмонта, ни Маяковского…
22 ноября
20-го в киоске купил 22-й номер «Советского экрана» с моим разворотом о Михаиле Жарове. Сократили, убрали красивости, но всё равно приятно читать. Пустячок, а приятно, тем более пустячок тиражом в один миллион 880 тысяч. В редакции нашей кто-то порадовался за меня, а кто-то позавидовал… На очереди третье интервью с народным артистом РСФСР: Фрейндлих, Волчек, теперь вот Марков. Беседа с Марковым происходила в его уборной. Высокий кряжистый Леонид Васильевич отвечал на мои вопросы охотно, но как-то сдержанно, не раскрываясь. Среди прочего я спросил его, почему редко снимают в кино прекрасных театральных актёров? В частности, Фаину Раневскую. Он ответил: «Слишком ярка, выпирает…» И мгновенно скопировал Фаину Георгиевну в роли тапёрши с папироской во рту за роялью из фильма «Александр Пархоменко». От неожиданности я даже охнул.
– А кого вам приходилось больше всего играть в фильмах?
– В основном этих… большевиков… железных… – с усмешечкой ответил Марков.
Напоследок я сказал Маркову, что принесу интервью ему на просмотр, а он: «Не надо, я и так вам верю. Пишите. Печатайте. Спасибо за внимание». То есть антипод Галины Волчек. Никакого выкобенивания.
«Остального не записываю – всё мельче», – позволю себе процитировать слова Блока из его дневника.
2 декабря
Простудился, кашель (опять кашельман!), дали больничный. В поликлинике, пока сидел в очереди, наслушался жалоб от старых и молодых: врачи ничего не понимают, лекарств нет… Но зато полёты в космос. И с каждым космическим полётом вылетают в трубу тысячи районных больниц, дорог и водопроводов. С детства запомнилась чья-то фраза: без порток, а в шляпе!.. В поликлинике висит лозунг: «Достойно встретим XXVI съезд КПСС!» И непонятно, как надо достойно встречать съезд в условиях больничного учреждения? То ли врачам быстрее осматривать и прослушивать больных, штамповать больничные листы, то ли гражданам взять на себя повышенные обязательства и болеть чаще и интенсивнее?.. Главное – лозунг. Повесили и довольны.
12 декабря
Високосный год выкашивает людей: к Высоцкому и Дассену присоединился Джон Леннон. На 59-м году умер грузинский нападающий Автандил Гогоберидзе (меня в школе иногда звали Автандилом за усики и стать под Гогоберидзе). А тут покончил с собой Слава Голованов, преуспевающий полковник…
Сколько уже смертей среди друзей, приятелей, знакомых… В стихотворении «На смерть К. Мещерского» Державин писал:
Едва увидел я сей свет,
Уже зубами смерть скрежещет,
Как молнией косою блещет
И дни мои, как злак, сечёт.
И горестное размышление о смерти, которая приходит «как тать, и жизнь внезапу похищает». Какое удивительное старое словечко «внезапу». И блистательный афоризм: «Жизнь есть небес мгновенный дар» (1779–1783).
13 декабря
Слушать зарубежные радиостанции стало невозможно: треск страшный, забивают. Какие-то куцые сообщения о том, что Польшу пытаются удержать в «идеологическом корсете», что в Китае идёт суд «над бандой четырёх»…
Тут сверкнула идея перейти на работу в «Шахматную энциклопедию», сверкнула и погасла. И снова патовая позиция.
18 декабря
Отзвук от интервью с Марковым: «Петербургские сновидения» в Театре Моссовета. Завадский замахнулся на Достоевского. Получилось неплохо. Играли Тараторкин, Борис Иванов, Терехова… И посмотрели неплохой фильм Сергея Соловьёва «Спасатель» (Шакуров, Кайдановский, Друбич и другие). А где мой спасатель? Кто спасёт меня и вытащит из кооперативного болота?.. Для себя, в стол, закончил черновой вариант эссе-воспоминаний о Владимире Высоцком, 30 стр.
27 декабря
Всё время скачет атмосферное давление, повышенная влажность в воздухе, и, соответственно, все жалуются на плохое самочувствие, на головную боль… Оттепель бьёт все рекорды столетия, все дни стоит погода плюс 2–3 градуса. Грязные остатки снега. Гололёд. И упорный запах весны…
25-го присутствовал на заседании правления Центросоюза, слушал, как решаются вопросы. Вёл Смирнов, по-барски, грубо. Все перед ним пресмыкались. И никакого государственного взгляда, подхода. И председатель, и члены правления – не профессионалы своего дела, а откровенные дилетанты, напускающие на себя важный вид и думающие, что владеют отмычками для всех решений. Неужели и в других министерствах и ведомствах сидят такие же неумехи и невежды? Если так, то это беда России. До катастрофы рукой подать…
Лукацкая рассказывала, что её сын Миша в школе писал сочинение на тему «Мой любимый артист», так он не нашёл ничего лучшего, как просто переписать мой очерк о Михаиле Жарове в «Советском экране». И так поступил не один Миша…
24-го был в гостях у Аркадия Гаврилова в 13-м Марьинском проезде, за церковью «Нечаянная радость». Он книжник и бумажник вроде меня: всё собирает и хранит. Бумаги и книги и никаких ковров и хрусталя. Но разве мы одни такие с Аркадием? Как писал Георгий Иванов:
А мы – Леонтьева и Тютчева
Сумбурные ученики –
Мы никогда не знали лучшего,
Чем праздной жизни пустяки…
Но вот что странно, что при всей нашей похожести интересов и интеллектуальных устремлений, между мной и Аркадием не возникает токов близости. Загадка из области психологии…
31 декабря
Газеты отмечают примечательные вехи 1980 года: Костромская ГРЭС, миллиард пудов казахстанского зерна, рекордный рубеж в сборе хлопка, полёты на орбитальной станции «Салют-6» и т. д. Одни достижения, фанфары, одна барабанная дробь. А где просчёты, ошибки, недостатки, упущения, нерешённые проблемы? Официально их нет. А на самом деле в стране бушует кризис почище западного.
В 1980 году ушли из жизни Сартр и Фромм, но об этом «Литературка» не написала ни слова. Эрих Фромм незадолго до смерти заявил: «…жизнь потеряла свою привлекательность и фантастичность. И если в жизни нет места мечтам, к которым стремится человек, по которым он тоскует и которые хочет претворить в жизнь, то нет смысла напрягать свои силы в погоне за мечтой…»
А Жан-Поль Сартр в своём последнем интервью в «Нувель обсерватер» говорил о своём отчаянии, о том, что пришёл к мысли: «Никогда и ничем это не кончится. Нет цели, есть только маленькие задачи, во имя которых