Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Толстуха любила порассуждать о тщете человеческой жизни и о неминуемом конце.
Меня, признаться, известие о смерти соседки не расстроило. Только кольнуло что-то в горле. И моргать захотелось почему-то.
— Ну, умерла и умерла, что теперь делать? Все умрем. А дочка ее я прекрасно понимаю. Вещи матери выбрасывать — все равно что второй раз хоронить. Мучение.
Постарался поскорее выкинуть госпожу Фидлер из головы.
— Все и так паршиво. Начну рассусоливать да размазывать, — раскисну. Я себя знаю. Вроде бы, получилось.
А вечером, в постели, в полусне, задумался о соседке. Представил себе, как она лежит в гробу… а гроб стоит на сцене, на столе… позади стола — черный крест… в зале публика, все нетерпеливо ждут кого-то. Меня?
Бывает так, начинаешь вдруг думать о том, о чем думать вовсе не хочешь. И думаешь, думаешь. Какая-то неведомая сила возвращает и возвращает неприятные мысли в голову, заставляет концентрироваться на том, от чего хочешь поскорее избавиться. И это противоестественное возвращение, и концентрация, и картинки, которые как бы назло нам рисует наше воображение… причиняют боль.
Опять кольнуло в горле.
Ворочался, ворочался, принял успокоительную таблетку. Гомеопатическую.
Но как ни пытался, ни задремать, ни хотя бы перевести мысли на что-нибудь приятное — так и не смог.
Пришлось прибегнуть к крайнему средству. Помассировал член… представил себе голую грудастую блондинку на безлюдном солнечном пляже. Обычно эта пошлая картинка быстро переносила меня в розовый эротический мир, сажала на волшебные качели наслаждения и не оттекала до семяизвержения.
Нет, не помогло, тучи заволокли небо, брызнул дождь, блондинка оделась и ушла с пляжа, подрагивая от холода и превращаясь в мою умершую жену, качели не качались, а ночной домашний мир стал еще темнее и безнадежнее.
В голову лезли воспоминания о кратких встречах с этой женщиной, незаметной госпожой Фидлер.
От уха к уху каталось эхо: «Халло, халло, халло…»
Мне чудилось, что она страстно шепчет мне что-то, но я не мог разобрать, что.
То и дело она приближала ко мне свое лицо, как будто слепленное из стеарина, с приросшей к нему улыбкой. Страшное лицо.
Мертвые, наполовину вытекшие глаза… под пятнистой кожей что-то шевелилось.
Мука продолжалась до трех часов.
В четырнадцать минут четвертого… дверь моей спальни неожиданно открылась, и в нее беззвучно вошла нагая женщина.
Покойница! Я сразу узнал и узкое лицо, и улыбку, и удивленные глаза.
Сердце сжалось, в горле закололо.
Женщина подошла к моей кровати, пристально посмотрела на меня, кивнула многозначительно… затем открыла среднюю створку моего платяного шкафа и влезла в него.
Призрак?
Или подавленное желание?
Не успел я об этом поразмышлять, как она опять вошла в спальню…
Подошла к моей постели, поглядела на меня несколько секунд — на лице ее отобразились нетерпение и злоба — и опять влезла в шкаф.
Я слышал, как скрипят ее зубы.
Нашел в себе силы пошевелиться и проговорить несколько слов я только во время шестого или седьмого ее появления.
— Не уходите, прошу.
На ее безжизненном лице проступил румянец. Глаза сверкнули. Губы покраснели.
Она присела на край моей постели. Я откинул одеяло и жестом пригласил ее лечь со мной рядом.
— Хочешь меня, ковбой?
Несмотря на то, что ее голос — даже не походил на человеческий, женский, это был голос неодушевленного предмета, мраморной статуи или манекена, вынужденного выдавливать из себя звуки, я ответил: «Да, моя повелительница».
Откуда-то до меня долетели аплодисменты.
И она легла рядом… а через минуту оседлала меня.
Во время любви я думал о море. Холодном северном море в шторм. Может быть потому, что тело моей партнерши было холодным как лед.
Аплодисменты не утихали.
После оргазма заснул неестественно быстро. Черный мустанг унес меня в свою страну.
Проснулся утром как отравленный… тошнило, тело ломило, суставы ныли сильнее, чем обычно.
Позавтракал через силу, мутными глазами просмотрел новости в интернете и только потом вспомнил о ночном происшествии.
Случившееся представилось мне странным, нереальным…
Списал все на фантазию во время мастурбации.
Что только ни померещится во время печального одинокого секса стареющему мужчине?
День пролетел мимо меня как воробей, ничего не осталось в памяти, только нерезкая косая черта в воздухе.
К вечеру я разволновался — а вдруг она опять придет? Не для того, чтобы заняться со мной любовью, а чтобы кровь у меня выпить?
Хотел было повесить крестик и последнюю головку чеснока из кухонных запасов на дверь спальни, но вспомнил корчмаря из «Бала вампиров», рассмеялся и не стал этого делать. Может и зря.
Лег в постель и стал ждать. Перед глазами опять замелькали фигура и лицо покойной соседки. Заснул.
В три часа проснулся, мокрый от пота.
А в три часа четырнадцать минут она опять появилась. Нагая. Вошла в спальню и присела на край моей постели.
Невидимый зал дружно зааплодировал.
Она приходит ко мне каждую ночь уже три недели.
Каждый раз я просыпаюсь утром… отравленный, с болью во всем теле. В ушах шумит. Все дни напролет ничего не делаю, жду ночи, как наркоман — укола.
Если это продолжится еще какое-то время, я умру.
Пожаловаться мне некому, даже обсудить мое положение не с кем, друзей давно унесла судьба, немногочисленные родные, справедливо обиженные на то и на это, уже годы не отвечают на мои звонки и электронные письма.
Не хочется верить в то, что я спятил или впал в старческий маразм. И к психиатрам идти не хочу. Не верю я этим шарлатанам. Не помогут, только жизнь испоганят.
Решил для начала обратиться к частному детективу.
Пусть покопает, возможно что-то и прояснится. Ведь кроме того, что толстуха мне рассказала, я ничего о Дорит Фидлер не знаю. Может, толстуха все врет…
Нашел прямо тут, в Марцане, частное детективное агентство «Аргусово око»… Позвонил, представился.
— Приходите прямо сейчас, господин Сомна. Ваш номер — тридцать пять. Назовите его на входе. И ждите в зале ожидания. Вас вызовут.
Пришел.
На вывеске, рядом с входом в башню, в которой находилось агентство, был изображен огромный глаз. Глаз грозно и бессмысленно смотрел в пространство.
В просторной, хорошо освещенной комнате сидели мужчины. Чем-то похожие на меня. Немолодые, испуганные, обескураженные, люди с серьезными проблемами.