Что же касается дочери Федерико Карлотты, то она вышла во Франции замуж за адмирала и губернатора Бретани графа Никола де Лаваля; от этого брака родилась дочь, Анна де Лаваль, которая, сочетавшись браком с Франсуа де Ла Тремуйлем, передала тем самым его семейству права на Королевство Обеих Сицилий.

Взятие Неаполя развязало герцогу Валентинуа руки, и он, получив от французского главнокомандующего заверения в дружеском расположении к нему Людовика XII, оставил французскую армию и продолжил прерванную было осаду Пьомбино. Тем временем Александр, решив посетить завоеванные сыном земли, объехал всю Романью в сопровождении Лукреции, которая наконец утешилась после гибели мужа и пользовалась теперь таким благорасположением папы, что, вернувшись в Рим, поселилась в покоях отца. В результате этого нового приступа отцовской любви папа издал две буллы, по которым города Непи и Сермонета получили статус герцогств: одно было отдано Джованни Борджа, одному из сыновей папы, которых он прижил на стороне от Ваноццы и Джулии Фарнезе, а другое – дону Родриго Арагонскому, сыну Лукреции и Альфонса; территории обоих герцогств составили земли, отобранные у Колонна.

Но Александр мечтал еще об одном средстве увеличить свое богатство – выдать замуж Лукрецию за дона Альфонса д’Эсте, сына герцога Эрколе Феррарского, причем Людовик XII со своей стороны тоже хлопотал об этом браке.

И вот в один прекрасный день его святейшество оказался на вершине блаженства; он одновременно узнал, что герцог Валентинуа взял Пьомбино, а герцог Эрколе дал слово французскому королю.

Конечно, папу обрадовали обе новости, но одна из них по важности не шла ни в какое сравнение с другой, и весть о близком браке синьоры Лукреции с наследником герцогства Феррарского была встречена Александром с ликованием, от которого несколько отдавало дурным тоном, свойственным любому выскочке. Дабы разделить семейную радость, герцог Валентинуа был приглашен в Рим, и в день объявления счастливой вести губернатор замка Святого Ангела получил приказ от полудня до полуночи каждые четверть часа стрелять из пушки. В два часа Лукреция, облаченная в наряд невесты и сопровождаемая братьями, герцогом Валентинуа и герцогом Скуиллаче, вышла из Ватикана и во главе процессии, в которой участвовала вся римская знать, отправилась в церковь Санта-Мария-дель-Пополо, где были похоронены герцог Гандийский и кардинал Джованни Борджа, дабы возблагодарить небо за новую милость, оказанную ее семейству. Вечером же в сопровождении все той же кавалькады, которая при свете факелов и иллюминации выглядела еще более живописно, Лукреция объехала весь город под крики герольдов, одетых в золотую парчу: «Да здравствует папа Александр! Да здравствует герцогиня Феррарская!»

На следующий день по городу было объявлено, что между замком Святого Ангела и площадью Святого Петра будут проведены соревнования наездниц, раз в три дня станут устраиваться бои быков на испанский манер, а начиная с октября, который уже стоял на дворе, и до первого дня Великого поста на улицах Рима разрешены карнавалы.

Так праздновал город, что же до торжеств в Ватиканском дворце, программа их обнародована не была, поскольку, по свидетельству Бурхарда, они выглядели примерно следующим образом:

«В последнее воскресенье октября в спальне герцога Валентинуа был дан ужин, на который пригласили пятьдесят куртизанок; после ужина они принялись танцевать с конюхами и слугами – сперва в одежде, затем обнаженные. Затем стол убрали, на полу симметрично расставили канделябры и разбросали много каштанов, и пятьдесят обнаженных женщин, передвигаясь на четвереньках между горящими свечами, стали собирать их. Папа Александр, герцог Валентинуа и его сестра Лукреция, наблюдавшие с возвышения за спектаклем, ободряли рукоплесканиями самых ловких и проворных и награждали их вышитыми подвязками, бархатными сапожками и шляпками из парчи и кружев. Затем перешли к новым развлечениям и…»

Смиренно просим прощения у читателей и особенно читательниц, однако, найдя слова, которыми нам удалось описать первую часть спектакля, для второй мы подобрать их так и не смогли; ограничимся лишь замечанием, что там были призы не только за ловкость, но и за сладострастие и даже скотство.

Через несколько дней после этой своеобразной вечеринки, напомнившей нравами древний Рим времен Тиберия, Нерона и Гелиогабала, Лукреция в платье из золотой парчи, шлейф которого несли девушки в белом, увенчанные розами, вышла из своего дворца, ступая под звуки труб и рожков по коврам, устилавшим улицы до самого Ватикана; в сопровождении дворян самых благородных родов и красивейших женщин Рима она прошествовала до резиденции его святейшества, где в Павлиньем зале ее поджидали сам папа, герцог Валентинуа, уполномоченный герцога Альфонса дон Фердинанд и двоюродный брат жениха кардинал д’Эсте. Папа уселся по одну сторону стола, а посланцы из Феррары остались стоять по другую; синьора Лукреция вышла на середину зала, и дон Фердинанд надел ей на палец обручальное кольцо, после чего к невесте приблизился кардинал д’Эсте и вручил ей четыре великолепных перстня с драгоценными камнями. Затем на стол была поставлена шкатулка, богато инкрустированная слоновой костью, откуда кардинал извлек множество ожерелий, цепочек, жемчужин и алмазов такой превосходной работы, что она стоила не меньше самих драгоценностей, и попросил Лукрецию принять их, имея в виду, что жених вскорости сам вручит ей другие, более достойные невесты. Приняв дары с выражениями живейшей радости, Лукреция, опираясь на руку папы, удалилась в сопровождении пришедших с нею дам в соседнюю залу, оставив герцога Валентинуа оказывать гостям знаки внимания. Вечером приглашенные собрались снова и под роскошный фейерверк, устроенный на площади Святого Петра, протанцевали полночи.

Покончив с церемонией обручения, папа и герцог Валентинуа стали готовиться к отъезду Лукреции. Папа, желавший, чтобы путешествие дочери происходило с большой помпой, включил в ее свиту, помимо двоих зятьев и приехавших с ними вассалов, весь римский сенат и тех сеньоров, которые благодаря богатству могли блеснуть своими нарядами и роскошными ливреями слуг. Среди этой великолепной свиты выделялись Оливио и Рамиро Маттеи, сыновья канцлера Пьетро Маттеи и дочери папы, не от Ваноццы, а прижитой на стороне. Кроме того, папа с согласия консистории пожаловал Франческо Борджа, кардиналу Козенцы, титул легата а latere специально для того, чтобы тот сопровождал его дочь до границ Папской области.

Со своей стороны герцог Валентинуа разослал по всей Романье гонцов с приказом принимать Лукрецию как государыню и повелительницу, и города, выполняя приказ герцога, стали готовиться к торжественной встрече. Однако гонцы донесли герцогу, что опасаются, как бы в Чезене народ не стал роптать: как мы помним, Чезаре, дабы прекратить в этом городе волнения, оставил там губернатором Рамиро д’Орко, снабдив его всею полнотой власти. Свою задачу Рамиро д’Орко выполнил превосходно, и бунта опасаться больше не приходилось: шестая часть жителей города кончила свою жизнь на плахе. Именно поэтому от находившегося в трауре города трудно было ждать проявлений радости, на какие рассчитывали в Имоле, Фаэнце и Пезаро, однако герцог Валентинуа отвратил и эту беду со свойственными ему быстротой и решительностью. В одно прекрасное утро жители Чезены, пробудившись, обнаружили на главной площади города эшафот, на нем четвертованного человека, рядом – плаху, украшенную отрубленной головой.