значило, что опять он месяцами не будет видеть Риту. А может, оно и к лучшему, что не будет видеть… Да, надо скорее возвращаться. Где же ты, южный ветер?..

Робинзонада затягивалась.

Каждое утро из-за моря вставало равнодушное солнце и превращало остров Ипатия в раскаленную жаровню. По галечному пляжу можно было ходить, только приплясывая. Чуть ли не весь день экипаж «Меконга» плескался в воде.

А ветра все не было — ни южного, ни какого другого.

На исходе одиннадцатого дня, после ужина, когда жара немного спала, Валя оглядела парней и расхохоталась.

— Какие вы небритые, чумазые, прямо пещерные люди! — Она потрогала пальцем мягкую рыжеватую бородку Юры.

Юра мотнул головой и щелкнул зубами. Валя отдернула палец.

— Ты совсем одичал! — воскликнула она.

— Мы, Валечка, выглядим не лучше, — заметила Рита, взглянув на свои руки в ссадинах и царапинах, на обломанные ногти.

— Да. — Валя пригорюнилась. — Ах, хорошо бы вымыть голову горячей пресной водой! И чуть-чуть надушиться…

— А знаешь что? Давай завтра прогоним ребят, согреем воду и помоемся.

— Рита, ты гений! — вскричала Валя. — Так мы и сделаем. Закатим мытье и грандиозную стирку.

И настал двенадцатый день. День, в который на острове Ипатия произошли важные события.

Валерка только что сфотографировал Юру в эффектной позе — в маске и ластах, с пружинным ружьем наперевес. Затем Юра сбросил доспехи, взял фотоаппарат и посмотрел на счетчик кадров.

— Всего полпленки осталось, — сказал он озабоченно. — Побережем для отплытия с острова.

Утром, после завтрака, парни натаскали к очагу водорослей и нажгли золы. Они принесли пресной воды грифонного происхождения, наполнив всю посуду. Затем мужская часть экипажа была изгнана из лагеря. Рита и Валя принялись стирать и мыться, используя вместо мыла золу и вулканическую глину.

А парни купались на южной оконечности острова, ныряли, гоняясь с подводным ружьем за рыбой.

Потом все трое разлеглись на берегу бухточки. Рекс погнался за ящерицей вверх по склону увала.

— Я заплыл за тот мысок, — сказал Николай, — там вода в глубине здорово бурлит. Сильное газовыделение.

— Живем на вулкане, — проговорил Юра. Он лежал на спине, закрыв лицо выгоревшей красной косынкой. — Ох и печет сегодня зверски! — добавил он. — Не к перемене ли погоды?

Они лежали, разморенные жарой и долгим купаньем. Вдруг в мертвой тишине полудня до слуха донесся слабый оборвавшийся звук.

— Что это? — Николай сел, прислушался. — Вроде мотор стучит.

Через минуту звук снова повторился — и снова умолк.

Николай прихватил бинокль и вскарабкался на гребень увала. Юра и Валерка последовали за ним.

С запада к острову шла лодка. Она была еще далеко. В светло-фиолетовом поле линз рисовались три фигуры. Одна из них равномерно наклонялась и откидывалась назад.

— Не пойму: вроде бы моторная лодка, а идут на веслах, — сказал Николай.

— Дай-ка. — Юра забрал у него бинокль. — Сюда идут… Провалиться мне, если это не дядя Вова сидит на веслах! — пробормотал он.

Николай выхватил у него бинокль.

Да, это был Вова. Он сидел спиной к наблюдателям, но раза два оглянулся, и Николай узнал его. Сильными гребками Вова гнал моторку к острову. Теперь Николай разглядел и двух других пассажиров. В корме сидел Опрятин. На нем была тенниска салатного цвета и соломенная шляпа. Третий, грузный, лохматый, сгорбился на носу лодки. Николай видел только спину, обтянутую белой рубашкой, но узнал его сразу: это был Бенедиктов.

Николай молча передал бинокль Юре.

— Понятно? — спросил он.

— Ничего не скажешь, — проворчал Юра, — хорошее местечко нашли для своих опытов… Объявимся?

Николай ответил не сразу. «Дать знать Рите?» — подумал он. Из лагеря, расположенного в ложбине на северо-восточном берегу, женщины не могли видеть шлюпку, приближающуюся с запада. Пожалуй, не следует торопиться. Лучше понаблюдать немного. А уж потом…

— Подождем, — сказал он. — Посмотрим, что они будут делать.

Юра кивнул.

— Верно. Неспроста они здесь уединились. Пошли, ребята на большой грифон, там трава высокая и видно хорошо…

Кликнули Рекса и залегли на склоне грифона. Солнце жгло спину, царапалась жесткая, колючая трава, но зато позиция для наблюдения была — лучше не найдешь. Маленькая бухта лежала внизу как на ладони.

Лодка вошла в бухточку. Рекс вдруг напрягся, задвигал ноздрями, глухо зарычал.

— Молчать! — зашипел Юра. — Лежать смирно!

Лодка подошла к приглубому берегу, Вова выпрыгнул и закрепил носовой фалинь за кольцо на причальной трубе.

Опрятин и Бенедиктов сошли на берег. Бенедиктов сразу полез на увал, тяжело дыша и часто останавливаясь. Опрятин немного поговорил с Вовой.

— Хорошо еще, что недалеко от острова скис, — донёсся грубый Вовин голос. — Придется зажигание разобрать… Не было печали!

Опрятин что-то ответил и двинулся вслед за Бенедиктовым к железобетонному куполу. Вот они скрылись из виду — спустились в углубление перед дверью дота. Лязгнул засов, заскрипела и тяжело захлопнулась массивная дверь.

Вова закрепил кормовой конец за большой камень и плотно прижал лодку к берегу. Затем вывалил из нее стальную бочку и покатил вверх по откосу. Его обнаженная спина блестела от пота, вздулись бугры мышц на плечах, на мощных татуированных лапах.