– Разумеется, мы сделаем это, если ты хочешь.

Как же я устал.

Люди на тротуарах пели:

– И Он идет со мной, и говорит со мной, и позволяет называтьЕго по имени.

Квартира была в порядке.

Насколько я понимал, Дора так и не возвращалась сюда. Ниодин из нас не возвращался. Дэвид приходил проверить, и Дэвид говорил правду.Все оставалось на своих местах.

За исключением того, что в крошечной комнатенке, в которой ятогда спал, стоял только один сундук. Моя одежда и одеяло, на котором оналежала, покрытая грязью и сосновыми иглами из древнего леса, исчезли.

– Это ты убрал все?

– Нет, – сказал он. – Думаю, это она. Это всереликвии ангельского посланца. Насколько мне известно, их забрали чиновники изВатикана.

Я рассмеялся.

– Они подвергнут анализу все эти вещи, включая кусочкилесной органики.

– Одежда посланца Господа – об этом уже писалось вгазетах, – сказал он. – Лестат, пора приходить в себя. Невозможноощупью продвигаться по миру смертных, как ты это делаешь. Ты рискуешь собой,рискуешь жизнями окружающих. Ты представляешь риск для всего вокруг. Необходимосдерживать свою силу.

– Риск? После того, что я сделал, создав чудо вроде этого –новое вливание крови в ту религию, которую ненавидел Мемнох? О Господи!

– Ш-ш-ш. Тише, – сказал он. – Сундук здесь. Книгив сундуке.

А-а, значит, книги были в этой маленькой комнатке, где яспал. Я был утешен, абсолютно утешен. Я уселся там со скрещенными ногами,раскачиваясь взад-вперед и плача. Так странно было плакать одним глазом!Господи, а слезы выходят из левого глаза? Не думаю. Полагаю, он вырвал и каналы– что ты скажешь?

Я протянул руку и откинул крышку сундука. Он был сделан издерева – китайский сундук, украшенный многофигурной резьбой. И там лежалидвенадцать книг, каждая тщательно завернутая нами, все в сохранности, всесухие. Мне не надо было открывать их, чтобы удостовериться в этом.

– Я хочу, чтобы мы сейчас же ушли, – сказалДэвид. – Если ты снова начнешь рыдать, если опять начнешь рассказыватьлюдям...

– О, я знаю, как ты устал, друг мой, – ответиля. – Прости меня. Мне очень жаль. – Я вспомнил, как он силой отрывалменя от одной группы людей, от следующей, утаскивая прочь с глаз смертных.

Я снова подумал о тех полицейских. Я даже не сопротивлялсяим. Просто они один за другим отступали назад, словно уходя от чего-тозаразного, нездорового, как подсказывало им их телесное существо. Назад.

И она тоже говорила о посланце Господа. Дора говорила вполнеопределенно.

– Нам следует бросить все это сейчас же, – сказалон. – Довольно. Придут другие. Я не хочу видеть других. А ты? Ты хочешьотвечать на вопросы Сантино, или Пандоры, или Джесс, или кого угодно? Что ещемы можем сделать? Я хочу уйти.

– Ты считаешь, что я был его шутом, не так ли? –спросил я, поднимая на него глаза.

– Чьим шутом – Господа или дьявола?

– В том-то и дело, – ответил я, – не знаю. Скажи,что ты думаешь.

– Я хочу уйти, – сказал он, – потому что если ясейчас не уйду, то примкну к ним этим утром на ступенях церкви – к Маэлу иликто там будет еще. И следом придут другие. Я их знаю. Я их вижу.

– Нет, ты не можешь это сделать! Что, если каждая крупинкаэтого – ложь? Что, если Мемнох не был дьяволом, а Бог не был Богом и все этобыло какой-то отвратительной мистификацией, разыгранной перед нами монстрами,мало чем отличающимися от нас самих?! Даже и не думай о том, что примкнешь кним на церковных ступенях! Земля – это то, что у нас есть! Прильни к ней! Ты незнаешь. Ты не знаешь о вихрях и аде. Не знаешь. Только Ему ведомы правила.Только Ему дано говорить правду! А Мемнох раз за разом описывал Его каксумасшедшего, нравственного идиота.

Дэвид медленно обернулся, на лице его заиграли блики света.Он тихо спросил:

– Его кровь, Лестат, неужели она и вправду может быть втебе?

– Не вздумай верить в это! – сказал я. – Только неты! Нет. Не верь. Я выхожу из игры. Я отказываюсь принимать чью-либо сторону! Япринес Плат назад, чтобы ты и она поверили в мои слова – это все, что ясделал, – и вот случилось это... это безумие!

Я потерял сознание.

На мгновение я узрел свет небес – или мне это показалось? Яузрел Его, стоящего у балюстрады. Я учуял тот сильный ужасный запах, что такчасто поднимался от земли, с полей брани, с полей ада.

Дэвид опустился рядом со мной на колени, взяв меня за руки.

– Взгляни на меня, не исчезай сейчас! – сказалон. – Я хочу, чтобы мы ушли отсюда, нам надо уйти. Понимаешь? Мы вернемсядомой. И потом, я хочу, чтобы ты рассказал мне всю историю, продиктовал ее мне,слово за словом.

– Зачем?

– Мы отыщем, что в твоих словах правда. Подробности помогутнам разобраться в том, что кто сделал и для кого. Либо тебя использовал Бог,либо Мемнох! Либо Мемнох все время лгал! Либо Бог...

– А-а, так вот отчего у тебя голова болит? Я не хочу, чтобыты записывал. Если ты запишешь, то это будет лишь версия – версия, а версий итак слишком много. Что рассказала им Дора о своих ночных посетителях, о своихмилостивых демонах, что принесли ей Плат? Они забрали мою одежду! Что, если наэтой одежде остались частицы моей кожи?

– Пойдем, пойдем, возьми книги – вот – я помогу тебе. Здесьтри мешка, но хватит двух; положи эту связку в свой, а я возьму этот.

Я повиновался его приказаниям. Мы уложили книги в два мешка.Теперь можно и отправляться.

– Почему вы оставили книги здесь, а все прочее отослали?

– Она хотела, чтобы их забрал ты, – сказалДэвид. – Я же говорил тебе. Она просила меня проследить, чтобы они попалик тебе. И она отдала тебе все остальное. Она сожгла все мосты. Это религиозноедвижение, затрагивающее фундаменталистов и фанатиков, христиан Востока иЗапада.

– Мне надо увидеться с ней.

– Нет. Невозможно. Пойдем. Сюда. У меня есть теплое пальто.Ты должен надеть его.

– Ты что, всегда теперь будешь моей нянькой? – спросиля.

– Может быть.

– Почему бы мне не пойти сейчас в церковь и не поджечь Плат?Я мог бы это сделать. Я мог бы сделать это силой своего сознания – заставитьПлат загореться.

– Тогда почему же ты этого не делаешь?

Я вздрогнул.

– Я... я...