— Горе тебе, опустошитель, который не был опустошаем, и грабитель, которого не грабили! Когда кончишь опустошение, будешь опустошен и ты; когда прекратишь грабительства, разграбят и тебя, — тихо произнес Ванька-толмач, кстати, во время схватки с турками, отсиживавшийся вместе с невольниками в трюме.

— Сам то понял, что сказал? — рассмеялся Андрей.

— Пророчество пророка Исайи, — все тем же тихим голосом ответил Ванька.

— Это по твоему, я разбойник и грабитель? — вспылил Андрей.

Ванька не стал отвечать, он просто развернулся и направился к лестнице ведущей в трюм, и лишь, наполовину спустившись по ступенькам соизволил ответить:

— Я буду молиться за вас.

— Тьфу, одно слово — ромей, — Кузьма презрительно сплюнул на палубу.

Шкипер, поморщился, но смолчал.

Враждебность генуэзского корабля не вызывала сомнений, там готовились к бою, и даже выстрелили из своего орудия по кораблю Андрея. Попали, черти. Что-то там даже поломали. Андрей шел, не оглядываясь, по палубе, прихватив с собой пару заряженных ручниц. Его место на кормовом замке.

Из бумаг, найденных Булатом, Андрей знал, что Генуя ревниво следит за отсутствием конкурентов на Черном море. Если с присутствием венецианцев, она еще мирилась (не забывая ставить подножки, типа высоких сборов за стоянку в порту Кафы, от чего венецианские торговые корабли, нуждающиеся в пополнении провианта и воды, вынуждены бросать якорь на внешнем рейде, не заходя в сам порт, что бы не платить сумасшедшие налоги), то татар и русских к самостоятельной торговле не допускали. Смельчаки просто исчезали вместе со своим кораблем. Да и граждан республики, оказывающих помощь русским купцам в перевозке их товара за море, ждали наказания в виде штрафов и пенни.

Посему стоило предположить, что генуэзский корабль ошивался где-то неподалёку от входа в бухту, и убедившись, что османы не преуспели в нападении, капитан (или как его там — патрон, что ли) принял решение самому испытать судьбу, атакуя чужаков.

Пусть попробует. После захвата галер огнестрела на наве значительно прибавилось, а вот годных для боя стрел и болтов было мало. Арбалетами они обеспечены более чем, по фряжским нормам — два арбалета на балистария, а у Андрея, на каждого воина, включая матросов, и если считать с османскими самострелами, то по шесть самострелов на брата. Так-то их больше, но не все исправны, требуют починки, но и того что есть — хватит за глаза.

Все стрелки отдали татарам и молодцам-стрельцам. Пучки стрел, как раз поднимали на марсовую площадку, откуда стрельцы смогут поражать врага на расстоянии. Булат наверх не полез, боится высоты мужик. Это единственное, что как оказалось, он боится.

Андрей, волнуясь, ожидал приближение вражеского корабля, на фрегате быстро прочухали ситуацию, перерубили буксирный канат и свалили в сторону. С генуэзского корабля по фрегату стреляли, но безрезультатно. Андрей надеялся, что Вострая сабля не станет ввязываться в драку. Боярин, все еще лежал в постели, в маленькой каюте, уступленной ему князем. Череп боярина, от удара камнем чудом не раскололся. Вострая сабля чувствовал себя не лучшим образом, тошнота и головокружение не проходили. Но кто его знает, этот может наплевать на недомогание и заявиться во всей красе на битву. Очень не хотелось бы потерять посланников, когда конечная цель путешествия так близка. Смерть любого из посланников Андрею не простят, однозначно.

Воевода жахнул по приближающемуся кораблю из носового орудия, разнеся в щепки несколько досок на носовом кастле генуэзца. Потом корабли сблизились. На наву Андрея во множестве полетели железные крючья, и целый град арбалетных болтов. В ответ ударили бортовые орудия навы, этот залп стал неприятным сюрпризом для фрягов. Не ожидали они встретить настоящую плавучую батарею. Метательные механизмы добавили разрушений на генуэзце, хотя и так, после залпа пушек, там все превратилось в щепки.

Стенка кастля, практически исчезла, настил верхней площадки рухнул, придавив абордажную команду, до времени укрывавшуюся в нижнем помещении. Баллистарии с верхней площадки полетели в проем между кораблями, и столкнувшиеся борта кораблей раздавили несчастных. Кому повезло за что-либо уцепиться, тех, как в тире, расстреляли из арбалетов. Носовое орудие на генуэзском корабле опасно накренилось, крепления пушки (литой, а не кованной!) не выдержали, и орудию вот-вот грозило сорвется с места. Что нежелательно — как есть, проломит борт княжьей навы. Ну, если не проломит, то что-нибудь да поломает, и не хотелось бы потерять трофей в водах залива. Поднимай его потом, если еще получится поднять.

Андрей даже не успел скомандовать идти на абордаж, как все без команды, рванули на вражеский корабль. Даже невеста Луки была в числе атаковавших, хотя еще час назад, она больная валялась в каюте. Вот бабе неймется. Убьют же.

Шкипер безумно матерился, гоня матросов на мачту. Ядро снесло одну из мачт генуэзца и та, рухнула на корабль Андрея, запутавшись в снастях. Четверо матросов, отставили арбалеты, прихватив топоры, чертыхаясь по чем зря, полезли наверх. Смелые парни, с кормового кастля враг еще вел обстрел, и вполне, балистарии могли подбить матросов.

Кузьма первым делом рванул к вражеской пушке, прихватив с собой веревку. Вместе с двумя помощниками, они быстро, но тщательно закрепили орудие, что бы оно не сорвалось. А уж потом, Кузьма рванул на кормовой кастль, там уже рубились Данила с Шателеном. Рыцарь, после призыва к оружию, моментально облачился в свой доспех, с помощниками это дело минутное. Дитрих, по прозвищу Кабан, вязал пленных, кого не придавило в носовом кастле.

В общем, полная и безоговорочная победа. Даже совсем не интересно. С момента начала абордажа прошло от силы пять — семь минут. И все. Враг разбит. И что дальше?

Куда опять девать пленных? Татарам продать? А может османам? Нет, нельзя. Нельзя оставлять их в живых. Никак нельзя. Остается одно — избавиться от них. Пусть этим занимается Лука. В конечном счете, он еще не самый кровожадный. Отнять шесть десятков жизней — тяжелый грех. Но на кону стоят жизни князя и его людей. Выбор очевиден.

С генуэзца долго перетащили разное добро на наву, а раскуроченный корабль, поутру, отогнали в море и затопили.

Андрей тем временем писал письма домой, первым делом составил длинный перечень распоряжений для дворецкого. Вроде бы все давно обдумано, ан нет — то и дело приходилось дописывать. Хорошо, что не лично приходилось писать, сам бы Андрей провозился бы до утра, а писец бойко водил гусиным пером по бумаге, а ловко-то как! Ни одной кляксы не посадил!

Закончив с грамоткой для управляющего, Андрей вышел на палубу проветриться. Там переговорил с воеводой о его возвращении домой. Лука Фомич, пока не вернется князь, обещался расширить территорию княжьей вотчины. На юге земли много. Номинально — это земля резанского князя, но фактически там хозяйничают изгои — казаки. Выдавить их с земли — наипервейшая задача воеводы. Земли те Андрей планировал отдать Шателену и Кабану, урману же, государь собирался пожаловать земельку на восточных рубежах. Самое главное — укрепить замок княжеский огненным боем и метательными орудиями. Камней побольше запасти, горшков, создать запасы шерсти, масла, смолы и иных горючих материалов. Отремонтировать фряжские самострелы, запасы стрелок к ним иметь в достатке. Тысячи четыре — не меньше. Стрелы к лукам запасти — тысяч десять — пятнадцать. Копий в замке надлежало иметь не меньше пятисот, боевых топоров и секир — столько же. Ну и доспехов запасти поболее. Все, что доброе из трофеев — то себе оставить, что похуже, то Гирею отложить. Спиридон, конечно, волком взвоет, но, то его проблемы. Самострелы хранятся на специальных стеллажах, и их потребуется ой как много, а еще бочки для стрелок понадобятся, ящики для наконечников, да для наконечников копий особые ящики, да для топоров и секир. Кольчуги, да брони тоже требуют особого ухода. Минимум пятнадцать человек потребуется для надлежащего ухода за вооружением. А у Спиридона на счету каждый холоп.