Констант планировал перейти границу в начале сентября и вернуться в Ренн-ле-Бен. Верньер был мертв, и Изольда мертва, но оставался мальчишка.

Из кармана плаща он достал часы, украденные у Верньера почти шесть лет назад в пассаже «Панорам». Тени становились все длиннее, а он все вертел их в гнилой руке сифилитика и думал об Изольде.

В годовщину убийства Маргариты Верньер, 20 сентября, пропал еще один ребенок. С прошлого раза прошло больше месяца. Ребенок исчез с берега реки вниз по течению от Сугрени. Тело девочки нашли в окрестностях Фонтейн-де-Аморес. Ее лицо было жестоко изуродовано следами когтей, красными полосами через лоб и щеки. В отличие от безвестных детей бедняков, это была любимая младшая дочь в большой семье, имевшей родственников во многих селениях долины Од и Сальза.

Через два дня двое мальчиков исчезли в лесу близ Лак-де-Барренк — горного озера, где якобы обитал дьявол. Их тела обнаружили неделю спустя в таком состоянии, что не сразу заметили, что их тоже рвал дикий зверь.

Леони пыталась не придавать значения совпадению дат. Пока еще оставалась надежда, что дети найдутся живыми, она предлагала помощь домашней прислуги и работников имения для участия в поисковых партиях. Помощь отвергли. Ради Луи-Анатоля она сохраняла наружное спокойствие, но ей впервые пришло в голову, что, возможно, придется покинуть Домейн-де-ла-Кад прежде, чем грянет буря.

Мэтр Фромиляж и мадам Боске утверждали, что в несчастьях, очевидно, виновны волки или стая диких собак, спустившихся с гор. При свете дня и Леони удавалось забыть слухи о демонах и сверхъестественных тварях. Но когда спускались сумерки, все, что она знала об истории часовни и картах, лишало ее уверенности. Настроения в городке становились все мрачнее и все больше обращались против них. Имение стало мишенью для мелких актов вандализма.

Леони возвращалась с прогулки по лесу, когда увидела кучку слуг, собравшихся у двери одной из служебных построек.

Заинтересовавшись, она ускорила шаг.

— Что такое? — спросила она.

Паскаль стремительно развернулся. В его глазах стоял ужас, и он старался спиной загородить от нее дверь.

— Ничего, мадама.

Леони взглянула ему в лицо, потом посмотрела на садовника и его сына Эмиля и подошла ближе.

— Паскаль?

— Прошу вас, мадама, это не для ваших глаз.

Леони чуть свела брови.

— Ну-ну, — легко проговорила она, — я не ребенок. Наверняка то, что вы скрываете, не так уж страшно.

Паскаль не двинулся с места. Разрываясь между досадой на его назойливое покровительство и любопытством, Леони протянула руку в перчатке и тронула его за плечо.

— С твоего позволения.

Все глаза обратились на Паскаля, который держался еще минуту, а потом медленно отступил в сторону, открыв Леони то, что так стремился спрятать.

Ободранный труп кролика, уже несвежий, был прибит к двери большими скорняцкими гвоздями. Рой мух с жужжанием кружил над грубым крестом, начерченным на досках кровью, и словами, написанными ниже черной смолой: «Это знак — тебя победят».

Леони зажала ладонью рот, от вони и жестокого зрелища ее затошнило. Но она держалась твердо.

— Позаботься, чтобы это убрали, Паскаль, — попросила она. — И я буду благодарна, если вы воздержитесь от разговоров. — Она обвела глазами слуг, видя в их доверчивых глазах отражение собственных страхов. — Это относится ко всем.

Все же Леони не дрогнула. Она твердо решила, что не позволит выжить их из имения, по крайней мере до возвращения мсье Бальярда. Он сказал, что вернется до дня святого Мартина. Она писала ему на старый адрес на улице д'Эрмит, в последнее время все чаще, но не знала, дошли ли до него письма.

Положение становилось все тяжелее. Пропал еще один ребенок. 22 октября — дата тайной женитьбы Анатоля и Изольды — хорошенькую дочь адвоката, в белых бантах и платье с рюшечками, похитили с площади Перу. Городок мгновенно поднялся на ноги.

По несчастью, Леони как раз была в Ренн-ле-Бен, когда изорванное растерзанное тельце девочки доставили в город. Ее нашли у Фотейль-дю-Дьябл, Кресла Дьявола, на холме недалеко от Домейн-де-ла-Кад. В окровавленных детских пальчиках была зажата веточка можжевельника.

Услышав об этом, Леони похолодела, поняв, что послание предназначалось ей. Деревянная телега прогромыхала по мостовой Гран-рю, за ней тянулась вереница крестьян. Взрослые мужчины, закаленные суровой жизнью, не скрывали слез.

Все молчали. Потом краснолицая женщина с обиженно и злобно поджатыми губами заметила ее и указала другим. Леони стало страшно, когда обвиняющие глаза всего города обратились на нее. Им нужно было найти виновного.

— Надо уходить, мадама, — прошептала Мариета и потянула ее за собой.

Понимая, что нельзя выказывать страх, Леони шла к ожидавшей их пролетке с высоко поднятой головой. Ропот становился все громче. Громко звучали грязные, оскорбительные слова, падавшие на нее, как удары.

— Pah luenh, быстрее, — торопила Мариета, держа ее за руку.

Два дня спустя горящая ветошь, пропитанная маслом и гусиным жиром, влетела в приоткрытое окно библиотеки. Ее сразу заметили, так что большого ущерба огонь не причинил, но слуги держались все более робко, настороженно и мрачно.

Друзья и союзники Леони в городе — как и Паскаль, и Мариета — всеми силами старались убедить обвинителей, что те ошибаются, думая, что в имении обосновался какой-то зверь, но твердолобые горожане уже уверовали, что старый демон с гор вернулся, чтобы взять свое, как во времена Жюля Ласкомба.

Нет дыма без огня.

Леони убеждала себя, что за враждебностью к обитателям имения не стоит Виктор Констант, но в то же время не сомневалась, что он готов нанести удар. Она пыталась убедить в этом полицию, умоляла мэрию и уговаривала мэтра Фромиляжа заступиться за нее, но все втуне. Обитатели имения остались одни.

После трех дождливых дней слуги потушили несколько разведенных на участке костров. Попытки поджога. Ночью на ступени парадного крыльца подкинули выпотрошенный труп собаки. Младшая горничная при виде его упала в обморок. Приходили анонимные письма, грязные и откровенные в описании инцеста между Анатолем и Изольдой, навлекшего на долину нынешние ужасы.

Терзаясь в одиночестве страхами и подозрениями, Леони понимала, что Констант с самого начала так и задумал: разжечь в горожанах лихорадочную ненависть против них. И еще она понимала, хотя ни слова не говорила вслух, даже ночью, самой себе, что этому не будет конца. Виктор Констант — одержимый. Если он сейчас в окрестностях Ренн-ле-Бен — а она опасалась, что это так, — то не может не знать о смерти Изольды. Но преследования не прекращались, и это убеждало Леони, что она обязана позаботиться о безопасности Луи-Анатоля. Надо забрать с собой все, что можно, в надежде, что они еще смогут когда-нибудь вернуться в Домейн-де-ла-Кад. Дом принадлежал Луи-Анатолю. Она не позволит Константу лишить мальчика наследства.