Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неосознанно Самбиев залезает в самые дебри реформаторского беспредела разлагающегося государства.
Горбачевский либерализм дал свободу махинаторам всех мас-тей. Как обычно бывает, в более выгодных условиях оказались те, кто непосредственно находился у руля реформ – будь-то в ЦК КПСС или в простом колхозе.
Как раз при старте реформаторства за успешную работу пере-вели в Москву на ответственный пост первого секретаря Чечено-Ингушского обкома КПСС ЧИАССР Брасова, и на его место присла-ли нового наместника – Месенова, который, в отличие от сильной фигуры Брасова, прошедшего все препоны партхозактива, был вы-скочкой реформаторства, как Цыбулько, чей-то сват или кум, правда, значительно образованнее, внешне представительней.
Местный «старшина» – второй секретарь обкома Ясуев, про-жженный интриган и пожизненный карьерист – довольно быстро раскусил сущность Месенова, подмял его под себя. Теперь фактиче-ски Ясуев ведет все республиканское партстроительство, а вальяж-ный, тучный Месенов заседает в Москве на различных съездах и конференциях. В Грозный Месенов приезжает отдохнуть. Прямо из аэропорта его отвозят на спецдачу, семья его даже не знает, в каком месте находится Чечено-Ингушетия. Чтобы первый секретарь обкома на подведомственной территории, в глухой провинции, особо не ску-чал, местный «старшина», лезет из кожи вон, ублажая наместника, лишь бы тот не вникал в «нудные» дела.
Ясуев ознакомил Месенова с ситуацией в республике, указал возможный годовой доход (если никуда соваться не будет) и уделял огромное внимание личной жизни вынужденного «холостяка». В первые месяц-два Месенов смущался – не привык он к разгульной жизни, к такому размаху. Потом пообвыкся.
Теперь Самбиев понимает, почему высшие чиновники в неделю два-три раза на пикники в разных местах собираются. На официаль-ных мероприятиях пыль в глаза людям пускают, а ночами кучкуются – свои корыстные интересы обсуждают, порешав их, предаются с чистой совестью, со знанием своего достатка и достоинства, безу-держному разврату. А наутро в накрахмаленных сорочках, с «думой» о республике и ее людях наполняют эти чиновники многочисленные административные здания: копошатся в бумагах, звонят по телефону, создают видимость общественного труда, а на самом деле завидуют: «Вот министр Ахмед – сволочь, сумел сестру жены с Месеновым по-знакомить, а Магомеду тоже повезло… Да у меня покрасивше есть, так подойти к нему, представиться, ничего предложить не дают, об-ложили наложницами – гады!»
По ходу дела, Самбиев поближе ознакомился с номенклатурной знатью республики. И он страшно удивлен! Все они на одно лицо: холеные, лощеные, подобострастные. И прошлое у них одинаковое – туманно-невзрачное; с привкусом комсомола, профсоюза, атеизма, с обязательной муштрой в высшей комсомольской или, еще лучше, партийной школе. А посмотришь в родословную – сплошь мутация, не видать ни зги, только басни есть о наследственной верности кол-хозному строю, что дед в гражданскую, а отец в Отечественную вой-ну, защищая коммунизм, погибли, если они еще живы – то сплошь и рядом ветераны, добровольцы, патриоты, орденоносцы; и курят, и пьют, в Бога не верят.
И невольно Самбиев в этот омут заглянул, потрясся, понял он, что Докуевы – мелкие сошки в этой грязной воде, но до остальных дела нет ему, у него четкое, конкретное задание, и он его успешно выполняет. Как последняя точка – третий лабораторный анализ вы-пускаемой в Ники-Хитском сокодавочном цехе продукции. Первый анализ Самбиев получил в лабораториях Грозного, второй прислал Баскин из Москвы (туда через каждые две недели летает Цыбулько к Кларочке), и вот третий – последний, самый тщательный, скрупулез-ный. По рекомендациям Россошанского, Самбиев вышел на секрет-ную химико-бактериальную лабораторию Академии наук СССР и получил подробнейший анализ. Если коротко, то основной ассорти-мент цеха не только вреден для потребления, просто опасен. Некото-рая продукция, например, вино «Вермут», оказывает прямое психо-тропное воздействие и может стать возбудителем многих болезней, в том числе и на генном уровне, вплоть до влияния на наследство. За одно это Докуевых надо судить, но это только толика в досье Сам-биева. Всего набранного материала – четыре папки. Сам Арзо в зата-енном восторге. Правда в месяц он не уложился, но к концу второго Цыбулько вылетел в Москву, загруженный до предела сверхинтерес-ными материалами.
В волнении Самбиев несколько дней ждет реакции руководите-ля проекта Баскина. На связь выходит Сергей и сообщает, что много-го не понять, и что сам Арзо должен вылететь в столицу. Сразу же после этого Самбиев звонит в гостиничный номер Цыбулько. Упол-номоченный пьян, вместо него отвечает тоже изрядно выпившая Клара:
– Арзик! Милый! Борис Маркович говорит, что ты гений! Он прямо сражен! Если честно, он требовал тебе об этом не говорить, но я так люблю тебя! Он утверждает, что такой объем работ могло бы сделать только целое спецуправление за год, и то не в таком ракур-се… Ты когда появишься? Я тебя встречу! Ну позволь! Я с Сергеем приеду в аэропорт. Целую.
Хоть и гложет соблазн Самбиева в Москву срочно вылететь, хоть и есть приказ об этом, не торопится он. Первым делом поехал к матери в Ники-Хита. Как бы ни был загружен, в неделю раз, а то и два раза ездит он к матери. Когда Цыбулько давал машину, на черной «Волге» прямо днем заезжал к ней. И неважно, что надо делать зна-чительный крюк, время терять, по бездорожью мотаться, зато он мать увидит, своей важностью ее порадует, обязательно что-нибудь в по-дарок привезет. Кемса не нарадуется на сына: приодел он ее, при-обул, роскошную бой * купил, а совсем недавно и цветной те-левизор: большой дефицит, даже редкость; по разнарядке Совмина выбил, по льготной, госцене приобрел.
Завершил Арзо тяжеленное дело, предварительную оценку уз-нал, материнской еды вдоволь наелся и лежит теперь на нарах, пол-ностью расслабившись, блаженствуя. Смотрит он глазами в телеви-зор, а ушами мамины байки слушает, улыбается их наивности, рад, что вечер дома проводит. А Кемса под его головушку аж три пуховые подушки подложила, чтоб удобней было, одеялом накрыла, чтоб не простыл, и еще шерстяные носки надеть просит, в печь дрова не жа-леет, поминутно спрашивает, что бы еще поесть приготовить, и что на завтрак он пожелает, и