Собрайл мгновенно сопоставил факты. Что, если Ла Мотт, которая, как видно, бывала у Оливии Джадж, присутствовала при «подвиге в Газе»? Описание того исторического сеанса встречается и в «Призрачных Вратах», мемуарах миссис Лийс. По своему обыкновению миссис Лийс держит в тайне имена доверившихся ей людей и обходит молчанием известия, полученные ими от духов. В тот день сеанс посетило двенадцать человек. Трое, как велели им духи-наставники устами самой миссис Лийс, удалились во внутреннюю комнату, где каждому предстояло услышать отдельное сообщение. Из переписки Присциллы Собрайл явствовало, что Оливия Джадж, неутомимая подвижница, вся в заботах о благе человечества, предоставила свой дом – она жила тогда в Твикенеме – группе женщин, взыскующих света премудрости. Присцилла Собрайл постоянно поддерживала связь с мисс Джадж, и та постоянно докладывала ей, что нового было сделано для блага человечества: о собраниях, где распространялись идеи духовного целительства и фурьеризма, боролись за эмансипацию женщин и запрещение горячительных напитков – и о чудесах, которые являла миссис Лийс.

Твикенемская группа именовалась «Светочи Непорочные». Это, как показалось Собрайлу, было не то чтобы официальное название, а скорее интимное, домашнее употреблявшееся членами группы между собой. Не исключено, что к их числу принадлежала и Кристабель Ла Мотт. Чтобы восполнить пробел в знаниях, Собрайл принялся за биографию Ла Мотт. Чтение давалось нелегко: йоркширская переписка была недосягаема, а тут ещё непривычная лакановская заумь, которой уснащают свои рассуждения феминистки. Собрайл ещё не успел заметить, что из биографии Кристабель выпадает один год, и не придал значения обстоятельствам смерти Бланш Перстчетт. Он отправился в Лондонскую библиотеку, где имеется превосходное собрание работ по спиритизму, и заказал «Призрачные Врата», но книга была у кого-то на руках. Тогда он обратился в Британскую библиотеку, однако в ответ получил любезное извещение, что экземпляр был уничтожен во время налёта вражеской авиации. Собрайл запросил микрофильм из Гармония-Сити и стал ждать.

Джеймс Аспидс штудировал «Призрачные Врата» из Лондонской библиотеки не с тем пылом, что Собрайл. Поначалу он тоже ровным счётом ничего не знал о жизненных перипетиях Кристабель Ла Мотт, не знал и того, до чего уже докопался Собрайл: о том, что в 1861 году Ла Мотт была каким-то образом связана с Геллой Лийс. Просто он наткнулся на упоминание миссис Лийс в том письме, которое сэр Джордж показал-таки ему для затравки, и теперь внимательно перечитывал всё, что относилось к жизни Падуба в эти заповедные месяцы 1859 года: биографические исследования, созданные им в это время произведения. Он уже прочёл ничего не дающую для его поисков статью об актиниях, или морских анемонах, уже отметил отсутствие сведений о Падубе в начале 1860-го. Перечитал и «Духами вожденны» – поэму, в которой, как всегда казалось Аспидсу, неприязнь автора к героине и, если взглянуть шире, к женщинам вообще переходит всякие границы. Не вызвана ли эта, не получившая пока объяснения, жёлчность отношениями поэта с Кристабель Ла Мотт? Или, конечно, с женой.

«Призрачные Врата» оказались золотообрезным томом в тёмно-фиолетовом переплёте с тиснёным рисунком: чёрное зияние замочной скважины, из которого вылетает золочёный голубь, несущий венок. На фронтисписе, в рамке наподобие неоготических арок во вкусе Пьюджина была наклеена овальная фотография медиумессы: у стола сидит женщина в чёрной юбке и расшитой бисером блузке, щедро унизанные кольцами руки сложены на коленях, на груди – нити и нити бус из чёрного янтаря и тяжёлый, траурного вида медальон. Чёрные блестящие волосы обтекают лицо. У женщины орлиный нос и крупные губы, густые чёрные брови и глубоко посаженные – «тенистые», как отметил Падуб, – глаза. Лицо внушительное, ширококостное, дебелое.

Аспидс полистал вступительную часть. Миссис Лийс была родом из Йоркшира и происходила из семьи, имеющей причастность к квакерам. Однажды в квакерском собрании, где она часто наблюдала, как над головами и плечами старейшин вьются нити и клубы одилического[152]света, она «увидела» каких-то серых незнакомцев. Когда ей было двенадцать, мать водила её в больницу для бедных. Там она замечала, что над телами больных висят плотные облака света: над одними матово-сизые, над другими лиловатые, и по ним девочка безошибочно предсказывала, кто умрёт, кто поправится. Как-то раз в квакерском собрании она впала в транс и произнесла целую речь на древнееврейском языке, совершенно ей незнакомом. Случалось так, что в её присутствии по комнате пробегал ветерок, хотя окна и двери были закрыты, а иногда ей являлась покойная бабушка: она сидела на краю кровати, улыбаясь и напевая. Затем – спиритические стуки, столоверчение, сами собой появляющиеся надписи на грифельной доске, – и миссис Лийс стала устраивать сеансы в частных домах. Не без успеха выступала она со «спиритическими чтениями», подчиняясь при этом воле духов-наставников, чаще всего юной индианке по имени Черри (ласкательное сокращение от «Чероки») или некому шотландцу Уильяму Мортону, опочившему профессору химии, который с трудом привыкал к своему новому состоянию, избавляясь от обломков неверия в существование духов, но в конце концов осознал свою истинную природу и уразумел, что его миссия – помочь и открыть глаза этим смертным, пока ещё пребывающим во плоти. Некоторые из «чтений» на такие темы, как «Спиритизм и материализм», «Материализация и свечение призраков», «У последнего предела», были включены в книгу в виде приложения. Но как бы ни звучала тема, все «чтения» объединяло заметное однообразие – видимо, результат транса, – напоминающее о «той протоплазме человеческой речи с лёгким оттенком космического чувства», которую Подмор находил в «монотонном» стиле и настроении другого вдохновенного оратора.[153]

В описании падубова «подвига в Газе» тон медиумессы становился необычайно, беспощадно яростным.

Иногда приходится слышать, как тот или иной позитивист объявляет: «В моём присутствии духи ничего не могут». Возможно – очень, очень возможно. Но хвастать тут нечем, впору стыдиться. Если человек до такой степени заражён позитивизмом, если скептицизм его так силён, что препятствует проявлениям развоплощённого сознания, всё это чести ему не делает. Когда в обществе спиритов или на сеансе оказывается позитивист, задавшийся целью исследовать спиритические явления, его присутствие действует как луч света, некстати проникший в лабораторию фотографа, или как извлечение из почвы зерна, чтобы проверить, проросло оно или нет, или как всякое другое грубое нарушение естественного процесса.

Позитивист может спросить: «Отчего явления духов не происходят при свете дня, а только в темноте? – На это профессор Мортон отвечает, что, как нам известно, многие природные процессы имеют своим условием либо присутствие, либо отсутствие света. Листья растений вырабатывают „кислород“ исключительно при солнечном свете. Недавно профессор Дрейпер показал, что по своей способности разлагать минералы лучи разного цвета выстраиваются в такой последовательности: жёлтый, зелёный, красный, синий, индиговый, фиолетовый. Духи всё время подсказывают нам, что материализации благоприятствуют лучи, тяготеющие к фиолетово-индиговому краю спектра. Если бы нам удалось осветить помещение, где проходит сеанс, одними лишь фиолетовыми лучами, мы увидели бы чудеса. Я обнаружила, что при свете фонаря, который, проходя сквозь толстое стекло, приобретает индиговый оттенок, дружественные нам духи получают способность с удивительной лёгкостью приносить нам осязаемые дары и время от времени создавать себе из субстанции, заимствуемой у медиума, из газов и находящихся в комнате материальных предметов воздушное тело. При резком освещении, как свидетельствует вековой опыт, духи бессильны. Разве они являются нам не в сумерках, разве не на так называемый Чёрный месяц приходится у кельтских народов пора, когда людям встречаются посланцы мёртвых?