— Энни! — раздался голос Дот, доносившийся словно из подземелья. — Ты видела ее, милая? О, как же эта восхитительная старушка вела себя в конце! Да она стоит двадцати мужчин, которые проголосовали против нее. Господи, ну почему она не стала социалисткой?

Ее голос ослабел, и трубку взял дядюшка Берт.

— Дот наконец счастлива, милая. Ну а теперь я вынужден прервать наш разговор и позаботиться о ней.

Энни медленно положила трубку на рычаг, понимая, что, возможно, говорила с тетушкой Дот в последний раз.

Дот Галлахер умерла за минуту по полуночи, в конце концов дождавшись исполнения своей мечты.

Погода переменилась, и похороны пришлись на промозглый холодный ноябрьский день. Сыновья Дот были убиты горем. Несмотря на то что их мать уже долгие годы была на краю могилы, свыкнуться с мыслью о ее кончине было совсем не просто. Ее сыновья были уже взрослыми мужчинами — кому под сорок, кому под пятьдесят, однако до последнего вздоха мать продолжала давать им дельные, хотя порой и не всегда приятные советы. Они и представить себе не могли, как теперь будут жить без своего лучшего друга и советчика.

Майкл Галлахер стоял чуть поодаль, всем своим видом давая понять, что к нему приближаться не стоит. Озорного молодого человека с длинными рыжими кудрями, которого Энни когда-то видела в «Каверне» и который женился на Сильвии, больше не существовало. Он привел новую подружку, тощую, как жердь, с прямыми черными волосами и очень худым лицом. Дот никогда бы не одобрила его выбор. Поговаривали, что эта женщина занимала руководящую должность в фирме, управление которой компания «Майкл-Рей секьюрити» в скором будущем собиралась взять в свои руки.

Майк не вернулся в дом с остальными, а Энни осталась совсем ненадолго. Дот никогда бы не одобрила таких жалких похорон. Возможно, чуть позже, когда все напьются и запоют ее любимые песни, обстановка немного разрядится. После чашечки чая Энни приблизилась к дядюшке Берту.

— Мне придется скоро уйти, чтобы успеть на автобус. Я попросила Сару присмотреть за Робом и Энди, а она наверняка захочет вернуться домой к ужину.

Свой мини-автомобиль Энни отдала Дэниелу. Судя по последним сведениям, он был сейчас в дороге. Энни знала, что Юэн не хотел бы, чтобы она водила машину, особенно вместе с детьми, хотя он ни разу не заикнулся об этом. Она извинилась за его отсутствие.

— Юэн уехал на месяц в Америку, что-то вроде ответного визита в университет в штате Мэн. И вернется только в декабре.

За последнюю неделю Берт постарел на десяток лет. Он прожил с Дот почти шестьдесят лет, и сейчас его глаза были мокрыми от слез.

— Одну минутку, дорогая. Мне бы хотелось тебе кое-что отдать.

Энни последовала за ним в комнату напротив, где он из-под кровати вытащил обувную коробку.

— Это то, что Дот называла своими «вещицами», а на самом деле просто барахло, которое она собирала много лет. Я бы не вынес, если бы пришлось заглянуть туда самому. Парни, скорее всего, не знают, что делать с этой коробкой, и я не думаю, чтобы их женам стало вдруг интересно ковыряться в ней. Возможно, содержимое этой коробки нужно просто сжечь.

— Я позабочусь о ней, дядюшка Берт.

В замешательстве, отразившемся на его старческом лице, он взглянул на кровать.

— Я никак не могу свыкнуться с мыслью, что теперь придется спать без Дот.

Похоже, коробка не один раз распадалась на части и ее периодически чинили с помощью скотча. Сперва могло показаться, что там лежат одни бумаги: десятки писем от Берта, адресованные Дот, когда он был на фронте. Энни отложила их, решив, что позже сожжет всю корреспонденцию. Были там и открытки со всего земного шара, некоторые из них — датированы пятидесятыми годами.

Под письмами и открытками Энни обнаружила свадебную фотографию своих родителей.

— Господи Иисусе! — тихонько сказала она и собралась уж было порвать ее на кусочки, как вдруг вспомнила, что Дэниел частенько спрашивал ее о бабушке и дедушке. Что ж, она покажет ему, как они выглядели до того, как к ним с войной пришел Гитлер и их малыш Джонни был убит.

Тут же лежал молитвенник, зачитанный до дыр, с загнутыми уголками, и две пары четок. Будучи маленькой, Энни любила перебирать их пальчиками, но теперь, несмотря на то, что она по-прежнему посещала мессу, она никогда не использовала их во время молитвы. Возможно, как-нибудь в воскресенье все же стоит это сделать, молясь за Дот.

На самом дне коробки Энни обнаружила сломанную брошку и решила, что отдаст ее в ремонт и будет носить сама. Было еще несколько украшений, хотя ни одно из них не представляло никакой ценности: какие-то бусы и сережки. Можно будет отдать их Жасмин и Ингрид, когда они в следующий раз придут в гости к малышам. Девочки ведь так любили свою бабушку Галлахер.

В самом конце Энни наткнулась на коричневый бумажный пакет, внутри которого лежало что-то плоское. Вынув вещицу, она увидела, что это шарф с орнаментом «пейсли», как две капли воды похожий на тот, что был на женщине, входящей в кинотеатр солнечным декабрьским днем Бог знает сколько лет тому назад. Интересно, какой тогда шел фильм? Ах да, «Король и я»! Она так до сих пор и не посмотрела эту картину.

Вздохнув, Энни подумала о том, что надо бы позвонить Мари, хотя что это могло изменить? Она отнесла вещи в конец сада и сложила их на компостную кучу. Энни сожгла сначала одно письмо, потом другое. В мерцании пламени было что-то зловещее. Она бросала в костер письма и открытки. И уже в самом конце положила туда шарф, словно поставив точку. В мгновение ока от материи не осталось и следа, и Энни показалось, что в раскаленных углях она увидела мамино лицо, которое вдруг сделалось серым, потом стало быстро чернеть, пока Энни уже больше ничего не могла различить.

Для мужчины, которому исполнилось восемьдесят три года, Берт Галлахер был еще достаточно крепок, однако спустя девять дней после смерти жены он скончался во сне. Для этого вроде бы не было видимых причин, и все как один решили, что Берт умер от горя.

В ту ночь Энни позвонила Майку. Судя по его голосу, он был убит горем, но, похоже, очень обрадовался ее звонку.

— Братья не хотят со мной разговаривать, Энни, — со стоном сказал он. — Даже о смерти своего отца я узнал из записки, опущенной в мой почтовый ящик.

Энни сразу же перешла к главному.

— Я хочу, чтобы ты кое-что сделал, Майк. На Рождество ты должен устроить ужин по заведенной в течение многих лет традиции.

— Но ведь никто не придет, милая. — Он готов был расплакаться. — На похоронах нашей мамы никто ко мне не подошел.

— Да все просто боялись это сделать. Ты выглядел неприступным. А если честно, — прямо сказала она, — ты слишком уж свыкся с этой ролью.

— После смерти Сильвии я желал лишь одного — с головой погрузиться в работу.

— Нельзя отгораживаться от людей, которые хотят разделить с тобой горе! — воскликнула Энни. — Галлахеры всегда скорбели вместе. Если бы ты не отрезал себя от остальных, Дот наверняка не отреагировала бы столь бурно на твое решение проголосовать за тори.