Это понравилось всем – даже мужчина, который, похоже, был приятелем Белдена, зашелся смехом. Погонщик не упал, хоть и скукожился, словно высохший лист. Перси мудро не стал дожидаться, пока тот придет в себя, а повернулся и кивнул Фергусу.

– À votre service, monsieur[81]. Полагаю, вам и вашему сыну – и, разумеется, вашему мулу – пора идти?

– Merci beaucoup[82]. Предлагаю вам сделать то же самое, tout de suite[83].

– Эй, не можете же вы украсть этого мула! – перестав смеяться, крикнул приятель погонщика.

Фергус повернулся к нему, величественно, как французский аристократ, которым он, по мнению Перси, являлся.

– Разумеется, нет, сэр, – небрежно кивнув, согласился он. – Ведь никто не может украсть то, что уже принадлежит ему, так ведь?

– Но что… что, если это не так? – смутился мужчина.

Фергус не ответил. Выгнув темную бровь, он прошел несколько шагов, повернулся и воскликнул:

– Кларенс! Écoutez-moi![84]

Когда погонщик перестал ему мешать, Жермен с горем пополам сумел обуздать Кларенса, хотя уши того по-прежнему были недовольно прижаты к голове. Однако при звуке голоса Фергуса уши мула медленно поднялись и повернулись в его направлении.

Фергус улыбнулся, и женщина позади меня невольно вздохнула – улыбка у него была невероятно обаятельной. Достав из кармана яблоко, Фергус осторожно насадил его на свой крюк.

– Иди сюда, – сказал он мулу, протягивая правую руку и двигая пальцами, словно собираясь почесать тому голову. Кларенс подошел, не обращая внимания на Белдена, который, сжав колени, сидел и прислушивался к тому, что происходило у него внутри. Мул потянулся за яблоком, пихнул локоть Фергуса и позволил почесать свой лоб. Раздались заинтересованные и одобрительные перешептывания, кое-кто осуждающе посмотрел на стонущего Белдена.

Я уже не ощущала себя так, будто вот-вот упаду в обморок; напряжение схлынуло. С некоторым усилием я засунула нож в ножны, ухитрившись не ткнуть себя в бедро, и отерла ладонь о юбку.

– Что до тебя, sans cervelle[85], нам с тобой нужно кое-что обсудить, – сказал Фергус Жермену низким голосом, едва скрывая ярость, – эту манеру он явно перенял у Джейми.

Лицо Жермена выцвело до болезненно-желтого оттенка.

– Да, Papa, – прошептал он и опустил голову под грозным взглядом отца.

– Слезай, – приказал ему Фергус и, повернувшись ко мне, громко произнес: – Миссис Фрэзер, позвольте мне преподнести это животное в дар генералу Фрэзеру, чтобы оно послужило нашей свободе!

Сказано это было со столь подкупающей искренностью, что кое-кто даже зааплодировал. Я благосклонно приняла дар от лица генерала Фрэзера. В это время Белден неловко поднялся на ноги и, спотыкаясь, побрел в лагерь погонщиков, молча уступив Кларенса нам.

Я взяла поводья, радуясь и испытывая облегчение от того, что мул нашелся. По-видимому, чувства были взаимны, потому что Кларенс по-дружески пихнул меня мордой в плечо и зафыркал.

Фергус какое-то время смотрел на Жермена, потом расправил плечи и повернулся к Перси, который все еще выглядел несколько бледным, но уже поправил парик и взял себя в руки. Перси церемонно кивнул Фергусу, тот глубоко вздохнул и ответил вежливым кивком.

– Нам, по-видимому, тоже есть что обсудить, мсье, – смирившись с неизбежным, произнес Фергус. – Но, быть может, чуть позже?

Красивое лицо Перси просветлело.

– À votre service… seigneur[86], – сказал он и снова поклонился.

Жермен и правда нашел мед, и когда радость от обретения Кларенса пошла на убыль, достал из-за пазухи огромный кусок медовых сот, завернутый в грязный черный платок.

– Что ты будешь делать с ним, бабушка?

Я положила сочащиеся медом соты в чистую глиняную тарелку и взяла впрыскиватель для пениса, уже тщательно простерилизованный спиртом. Осторожно наполнила его медом, стараясь, чтобы внутрь не попали частички воска и пыльцы. Предназначенный для орошения, а не проколов, впрыскиватель имел тупой и гладкий наконечник – то, что надо для вливания меда в чей-нибудь глаз.

– Я собираюсь смазать больной глаз его светлости, – ответила я. – Фергус, подержи, пожалуйста, голову его светлости. Положи ему руку на лоб. А ты, Жермен, будешь удерживать его веки раскрытыми.

– Я могу не закрывать глаза, – раздраженно заявил Джон.

– Тихо! – Я села на табурет рядом с ним. – Никто не сможет держать глаза открытыми, когда ему туда что-то суют.

– Еще и часа не прошло, как ты совала мне в глаз свои пальцы! И я не шевелился!

– Ты извивался. От этого трудно удержаться, так что ты не виноват. А теперь полежи тихо, не хочу случайно ткнуть тебя в глазное яблоко этой штуковиной.

Шумно дыша через нос, Джон плотно сомкнул губы и позволил Фергусу и Жермену сделать то, что я просила. Я не стала разбавлять мед горячей водой, как хотела поначалу, – из-за жары он и без того стал текучим.

– Он антибактериальный, – пояснила я мужчинам и, снова приподняв глазное яблоко Джона прижигателем, медленно влила в глазницу мед. – Это означает, что он убивает бактерии.

Фергус и Жермен, которым я не раз объясняла, что такое бактерии, кивнули и сделали вид, будто верят в их существование, хотя на самом деле это было не так. Джон открыл рот, словно собираясь заговорить, но потом снова его закрыл и громко задышал носом.

– Но самое главное, он вязкий – вот почему я сейчас решила использовать именно мед, – щедро обмазывая им глазницу, объяснила я. – Все, Жермен, можешь отпускать. Джон, поморгай. Прекрасно!

От наших манипуляций глаз начал слезиться, но даже разбавленный, мед сохранял свою вязкость: я видела его желтоватый тонкий слой на белке глаза. Надеюсь, он также поможет снять воспаление. Часть меда, разумеется, вышла наружу, и янтарные капли стекали по виску Джона к уху. Я промокнула их платком.

– Как ощущения?

Джон дважды медленно открыл и снова закрыл глаз.

– Все выглядит расплывчатым.

– Это не важно, ты все равно не будешь смотреть этим глазом еще день-другой. Чувствуешь себя лучше или нет?