Вашингтон – ярый приверженец мундира. В его понимании офицеры обязаны быть одеты должным образом в любое время суток. Он говорил, что Континентальную армию не воспримут всерьез, если ее солдаты выйдут на поле боя, выглядя и ведя себя, словно вооруженный сброд.

– Прости, что помешал, Йен, – отойдя от ивы, сказал дядя Джейми. Луна уже почти села, и дядя с голыми ногами и в белой рубахе походил на призрака. – С кем ты разговаривал?

– С отцом. Он был… в моей голове, понимаешь? То есть, я часто о нем думаю, но не часто ощущаю его со мной. Вот я и подумал, будто он пришел сказать, что я умру сегодня.

Джейми кивнул, ничуть не удивляясь.

– Вряд ли это так. Наносишь свою раскраску, да? Готовишься, я хочу сказать.

– Ну да, как раз собирался. Не хочешь… – Йен докончил фразу жестом, но Джейми и так все понял.

– Хотелось бы. Но если я появлюсь перед войском в мундире и в боевой раскраске, генерал Вашингтон подвесит меня за большие пальцы ног и высечет.

Йен насмешливо фыркнул, зачерпнул двумя пальцами красную охру и принялся втирать ее в грудь.

– А что ты здесь делаешь, да еще в одной рубашке?

– Моюсь, – ответил Джейми тоном, предполагающим, что это не все. – И… разговариваю с мертвыми.

– Хм. А с кем именно?

– С дядей Дугалом и Муртагом, моим крестным. Именно их двоих мне хотелось бы видеть рядом с собой в битве. – Джейми пожал плечами. – Перед боем я всегда стараюсь улучить минутку и уединиться. Помыться, немного помолиться… и спросить, пойдут ли они со мной в битву.

Йена это заинтересовало. Он не встречал их – они оба умерли в битве при Каллодене, – но много слышал о них.

– Они были хорошими воинами, – сказал Йен. – А моего отца ты тоже просишь? Ну, пойти с тобой? Может, поэтому он сейчас рядом?

Удивленный Джейми резко повернулся к Йену. Затем расслабился и покачал головой.

– Мне никогда не приходилось спрашивать Йена-старшего, – тихо сказал он и указал в темноту за правым плечом. – Он всегда… со мной.

У Йена защипало глаза и перехватило дыхание. Впрочем, сейчас темно, никто не увидит. Кашлянув, он взял маленькую мисочку с краской и спросил:

– Поможешь мне?

– Что? Ах да, конечно. Что и где нарисовать?

– Красную линию поперек лба и черные точки – на подбородке. – Он провел пальцем по точкам, вытатуированным на его скулах. – Черный означает силу, так ведь? Он говорит, что ты воин. А желтый означает, что ты не боишься умереть.

– Вот как. Ты будешь сегодня наносить желтую краску?

– Нет, – ответил Йен с улыбкой в голосе, и Джейми рассмеялся.

Хмыкнув, он меховой кисточкой нанес узор, потом подправил его пальцем. Йен закрыл глаза, ощущая, как становится сильнее с каждым прикосновением.

– Ты обычно делаешь это сам? Сложно без зеркала, наверное.

– Чаще всего сам. Иногда мы с братьями-могавками помогаем друг другу. Когда должно случиться что-то важное – большой набег или война с кем-нибуд, – нас раскрашивает шаман, да еще и поет при этом.

– Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я тебе пел? – пробормотал дядя. – То есть я, конечно, могу попробовать, но…

– Спасибо, как-нибудь обойдусь.

Черная краска на нижнюю часть лица, красная – на лоб, зеленая полоса ляжет вдоль татуировок, от уха до уха, прямо через нос…

Йен посмотрел на блюдца с краской. Белый было хорошо видно, и он указал на него.

– Дядя, ты можешь нарисовать мне на лбу маленькую белую стрелу? – Йен слева направо провел пальцем по лбу, указывая, где именно.

– Конечно. – Джейми склонился над красками и пошевелил пальцами. – Ты, кажется, говорил мне как-то, что белый – это цвет мирных намерений?

– Ну да, если собираешься вести переговоры или торговать, нужно побольше белого. Но это еще и цвет скорби – и потому, когда собираешься мстить, тоже можешь нанести белый.

Джейми вскинул голову и уставился на Йена.

– Сейчас мне это нужно не для мести, – сказал тот. – Это для Летящей Стрелы – умершего могавка, чье место я занял, когда меня приняли в клан.

Он говорил спокойным тоном, но ощущал, как напрягся его дядя и отвел взгляд. Ни один из них никогда не забудет тот день расставания, когда Йен ушел к каньен’кехака. Навсегда – так оба они тогда думали. Йен подался вперед и положил руку на плечо Джейми.

– Дядя Джейми, ты тогда сказал мне сuimhnich – «помни». И я помнил.

– Я тоже, Йен, – отозвался Джейми и нарисовал ему на лбу стрелу, напомнив священника, который в день покаяния чертил Йену на лбу крест. – Мы все помнили. Это все?

Йен осторожно коснулся зеленой полосы, проверяя, подсохла или нет.

– Да, наверное, все. Ты знаешь, что это Брианна сделала для меня краски? Я подумал о ней сегодня, но потом решил, что, наверное, зря.

Дядя фыркнул, обдав его кожу теплом, а потом сел.

– Мы всегда мысленно берем своих женщин с собой в битву, Йен-младший. В них коренится наша сила.

– Правда? – В этом был смысл, и Йену стало легче. Хотя… – Я подумал, что вспоминать Рэйчел сейчас будет неправильно – она ведь квакер и все такое.

Джейми макнул палец в олений жир, потом в сухой порошок из белой глины и нарисовал на правом плече Йена, рядом с крестом, знак, похожий на клин летящих птиц. Его было хорошо видно даже в темноте.

– Белая голубка, – кивнув на знак, довольно пояснил Джейми. – Это знак Рэйчел для тебя.

Он отер пальцы о землю, встал и потянулся. Йен заметил, что Джейми посмотрел на запад, – было еще темно, но за время их беседы воздух успел посветлеть, и высокая фигура дяди четко вырисовывалась на фоне неба там, где еще совсем недавно он казался частью темноты.

– Час, не больше. Но сначала поешь, ладно? – сказал Джейми и, развернувшись, ушел к реке, молиться.

Уильяму хотелось перестать тянуться за тем, чего нет. Раз десять – да что там, чаще! – он тянулся за кинжалом, который должен был висеть на поясе. Раз или два – за одним из пистолетов. Хлопал рукой по бедру, ощущая пустоту на месте меча, увесистой тяжести пороховницы и качающегося патронташа.

Сейчас он, вспотевший и обнаженный, лежал на кровати; рука его привычно потянулась к висящим на шее деревянным четкам, но не нашла их. Правда, четки, даже окажись они на месте, больше не успокаивали, как раньше, на протяжении многих лет. Четки больше не соотносились у него с именем «Мак». Если бы они у него были, Уильям сорвал бы их с шеи и швырнул в огонь. Скорее всего, именно так Джейми Фрэзер и поступил, когда Уильям швырнул четки в лицо этому ублюдку. Хотя, погоди-ка, Фрэзер ведь не ублюдок?