Надо ж, как у него прибавилось разума от сидения на дубе.

Призывы Его Светлости смолкают — наверное, Грызи до него добралась. Стискиваю ладонь и бросаю в сторону Ройдэков:

— Валяйте, рассказывайте, что там было.

Рассказ Желудей — сбивчивый, извилистый и прыгучий, как наш путь. Выбрались поохотиться в угодьях магната Дорманта. Дичи не нашли, пошастали по окрестностям. Потом сынок Аграста пригласил всю компашку сюда. Сказал — тут охотничий дом на озере и хорошая охота. Только вот он всё время норовил куда-то отъехать, на секреты какие-то намекал. Потому с ним и начали ссориться — он же единственный, кто знал местность, как это он куда-то поедет?

Потом у сына заводчика Шэквуда упала лошадь, все перессорились между собой, решили остановиться. На Аграста наорали — тут Ройдэки отделываются простым «все рассердились». Небось, начали с «Ты нас сюда затащил, твоя вина», а потом перешли на «Сам слюнтяй и не мужик, кому поверили», а там уж недалеко и до «Да твой папенька просто портной, ясно?»

— И он уехал, — говорит старший упавшим голосом. — Все только посмеялись. Думали, он испугается и вернётся. Или мы потом найдём. Или он сам доберётся обратно до пристани. Потом мы поужинали, начали решать — что делать…

Меньшой сопит, икает и подсказывает иногда: «Про л-лошадь скажи». Ну да, решили лошадь добить, чтобы не мучилась. Магией побрезговали, высокородненькие. Один из магнатских сынков закрасовался: вот, у меня атархэ, я с одного удара!

Только вот крови от этого удара вылилось порядочно. И её учуяли йоссы, которые как раз как-то внезапно оказались вне клеток. Как там Грызи говорила? Кто-то выпустил?

Дыхание всё тяжелее, прерывается. В сапогах полно снега. Тянет вниз. Кровяница мельтешит и плывёт в глазах, и кажется, останови бег — упадёшь замертво.

Первыми почуяли стаю собаки и лошади — а лошадей эти остолопы не привязали как следует. Кто оборвал уздечку, кто ветку отломал, кто у слуги вырвался — разбежались все. Собаки — частью тоже в разные стороны, частью начали рычать на то, что неслось на них из лесу…

— А мы все не знали, что делать, — это уже младший Жёлудь. — Лошадей ведь нет, а местность незнакомая. Решили остаться у костра, бить магией, отпугивать огнём.

Старший молча принимает к гриве, кусает губы. Сейчас опять заладит это своё — «Мы их бросили!»

Как только йоссы вырвались на поляну — он отшвырнул меч, сгрёб братца в охапку и рванул куда подальше от стаи. Бежали и слышали крики — тут младший всхлипывает. Старались не влезть в колючие кусты. Деревья вокруг — сосны и ели, никак не влезть, так что они бежали и бежали, пока не нашли тот дуб… а крики ещё сколько-то раздавались, а потом смолкли.

Старший добавляет только:

— Старый Хлоу говорил: если йоссы идут на кровь, сразу бежать… и на дерево. И он… настоял про коней. Чтобы взяли Куража и Отклика.

Папочка Ройдэк должен озолотить своего главного егеря. За то, что обучил сынков как следует. И лошадей для них выбрал нужной породы — мало ли, в снегах придётся гулять.

Набираю воздуха в грудь, чтобы сообщить Желудям — как им повезло. Только не успеваю. Там, впереди, ясно отдаётся переливчатый, жалобный вскрик йоссы, которому сделали больно. И несётся вперёд Песнь Жалобы, которую поют над трупами собратьев.

Дыхание колет изнутри горло, распирает грудь. Я понимаю — лучше всех на свете понимаю, что сейчас там, куда ушли Морковка и Грызи. И забываю обо всём — что тут Заброшье, что я ноги болят, голова кружится. Потому что это Мясник, чёртов Живодёр со своим клятым дартом, и он их истребляет прямо сейчас, а я застряла здесь и не успеваю!

И я рвусь вперёд со всех ног — увязая в снегу, задыхаясь от жара в куртке. Несусь изо всех сил и дёргаю за собой лошадь. И кричу всем существом, обращаясь — наплевать к кому, к небу, к Заброшью или к ещё чему-то: мне нужно, слышишь, нужно туда, я должна знать, что там делается, я должна быть там прямо сейчас!!

В правую ладонь будто вгоняют раскалённую иглу толщиной с коготь альфина. И я понимаю, что на мой крик отозвался Дар, и останавливать его поздно.

Потом я падаю — лечу и лечу в снег, и одновременно лечу куда-то над снегом, скольжу, будто выскочив из собственной шкуры, и кажется — вижу это… окровавленная, смятая простынь в серебристых телах, выедающий глаза блеск лезвия дарта…

Кажется, ещё захожусь в другом крике: «Сто-о-о-ой!» — прежде чем нырнуть головой вперёд в холодную черноту.

— Очнитесь! Пожалуйста, очнитесь! Госпожа… Лиор, мы же не знаем её имени!

— Халлен? Это правда ты? Но как ты выжил?

Мне трут щёки снегом, надо мной причитают и пытаются неумело в меня залить какое-то зелье с моей же поясной сумки. Судя по запаху — кроветвор. Смыкаю губы и пытаюсь отмахнуться, пока младший Жёлудь мне зубы склянкой не высадил.

— О! Она приходит в себя!

— Где ты был? Ночью… ты куда уехал? И откуда тут эти твари? Ты знаешь?

Старший Жёлудь хрипит и кашляет. Но важно не это, а третий голос, который бубнит в ответ… что-то про «онневиноват».

Меня не было долго — вот что я выясняю, когда открываю глаза. Уже не жарко: лежу в снегу. Щёки горят — по ним меня лупили. Во рту вкус снега — им меня пытались накормить, потому что не было воды. Под головой куртка Грызи. Этот, как его, Хлоу, некисло готовил наследничков Ройдэка.

— Проблемы с Даром, — шиплю и пытаюсь приподняться. Мелкий Ройдэк помогает. — Этот тут откуда?

«Этот» подходит в сопровождении старшего Жёлудя.

— Я услышал голоса… Я тут… я заблудился, бродил всю ночь… я ни в чём не виноват, понимаете, всё просто так вышло…

Рожа исцарапанная и перекошенная от ужаса, руки трясутся, одежда подрана. С трудом переводит дух и весь горбится. Он мелкий и жалкий, этот сынуля Аграста. Только вот в повадке у него — что-то от испуганного зверя, который отползает и прижимает ушки, а на самом деле у него на уме одно.

Как тебе глотку перегрызть.

— Ты Аграст? Твой папаша нас за тобой послал. Меня и ещё кое-кого. Не встречался с ними?

— Н-нет, — Дрызга правдоподобнее врёт, когда оправдывается — почему опять напилась. — Я тут… по лесу… я бродил всё время. Пожалуйста, отвезите меня домой!

Сейчас на колени кинется,