крайне взволнованы этими случаями. Некоторые, прикладываясь к пиву, говорили о своем намерении не сегодня завтра отправиться на охоту и покончить с волком-убийцей. Большинство готовы были удовольствоваться действиями молодого Асперна и выражали восхищение его смелостью.

Имелось только два особых мнения. Одно высказал местный бакалейщик, твердо державшийся убеждения, что в этих убийствах виновата стая одичавших собак, обитающая в дебрях Килдерского леса. Другое мнение высказал сам владелец паба, который сообщил нам, что второй погибший, несчастный натуралист из Оксфорда, узнав про первое убийство, категорически утверждал: животное, совершившее это, никакой не волк.

— Не волк? — резко переспросил Холмс. — И каким же знаниям, позвольте узнать, обязаны мы столь безапелляционному суждению?

— Не могу вам точно сказать, сэр. Он просто заявил, что, по его мнению, волков в Англии больше нет.

— Я бы не назвал это научным аргументом, — вставил я.

Холмс посмотрел на владельца паба проницательным взглядом:

— И какое же именно животное наш добрый натуралист поселил в Килдерский лес?

— Этого я не могу вас сказать, сэр. Он не делал никаких предположений.

С этими словами владелец паба принялся протирать стаканы.

Если не считать разговора с констеблем, то день, можно сказать, прошел без толку. Холмс был неразговорчив за обедом и рано удалился в свой номер с недовольным выражением на лице.

На следующий день рано утром, едва рассвело, меня разбудил беспорядочный хор голосов под окном. Я посмотрел на часы — было всего лишь начало седьмого. Быстро одевшись, я спустился по лестнице. На Хай-стрит собралась небольшая толпа, люди оживленно разговаривали и жестикулировали. Холмс уже был среди них, а увидев, что я выхожу из гостиницы, он быстро направился ко мне.

— Мы должны поспешить, — сказал он. — Волка видели еще раз.

— Где?

— В том же самом месте — между болотом и опушкой леса. Идемте, Ватсон, мы непременно должны первыми добраться до места. У вас при себе ваш «веблей»?[41]

Я похлопал себя по правому карману жилета.

— Тогда поспешим. Волка из этого оружия, может, и не убить, но напугать — напугаем.

Наняв ту же коляску и мрачного возницу, который вез нас днем ранее, мы легким галопом поскакали из Хексема. Холмс не переставая торопил возницу. Когда мы оказались среди пустоши, мой друг сказал, что уже говорил со свидетельницей, которая и стала причиной этих волнений: пожилая женщина, жена аптекаря, шла вдоль дороги, собирая травы и целебные растения. Она не смогла добавить ничего существенного к тому, что говорили другие свидетели, только подтвердила их сообщения о больших размерах животного и пучке белой шерсти на его голове.

— Вы опасаетесь…

— Я опасаюсь худшего.

Когда мы добрались до места, Холмс приказал вознице ждать и, не теряя ни секунды, выпрыгнул из коляски и двинулся через заросли осоки и колючих кустов. Болото находилось слева от нас, темные очертания Килдерского леса — справа. Растительность была влажной от холодной утренней росы, и кое-где на земле еще оставались снежные лоскуты. Мы не прошли и сотни ярдов, а мои туфли и брюки уже насквозь промокли. Холмс намного опередил меня, прыгая с кочки на кочку как одержимый. Внезапно он остановился на небольшом бугорке и огорченно вскрикнул, а потом опустился на колени. Приблизившись к нему с пистолетом наготове, я увидел, что он нашел. В болотной траве, менее чем в двухстах ярдах от леса, лежало тело. Рядом с ним валялась военная винтовка, судя по всему «мартини-генри» четвертой модели. Я сразу же узнал и плащ, и кожаные краги, теперь разодранные самым нещадным образом. Это был констебль Фрейзер… точнее, то, что от него, бедняги, осталось.

— Ватсон, — произнес Холмс непререкаемым тоном, — ни к чему не прикасайтесь. Однако я был бы вам признателен, если бы вы по внешнему виду выразили свое медицинское мнение о состоянии жертвы.

— Он явно был растерзан каким-то крупным хищным животным, — сказал я, глядя на безжизненное тело.

— Волком?

— Это представляется наиболее вероятным.

Холмс продолжал допрашивать меня:

— Вы не видите никаких специфичных, опознаваемых отметок? Например, следов, оставленных клыками? Или когтями?

— Трудно сказать. Жестокость нападения и прискорбное состояние тела не позволяют сделать точное заключение.

— А отсутствуют ли какие-либо части тела?

Я присмотрелся. Невзирая на мое медицинское образование, даже у меня от этого зрелища мороз подрал по коже. Я не раз видел в Индии людей, искалеченных тиграми, но никогда в моей практике не сталкивался с такой свирепостью, с какой был растерзан констебль Фрейзер.

— Да, — сказал я наконец. — Да, мне кажется, некоторые части отсутствуют.

— Совпадает ли это с описанием второй жертвы? Натуралиста?

— Нет-нет. Я бы сказал, что это нападение было гораздо более яростным.

Холмс медленно кивнул:

— Видите, Ватсон, опять все так же, как и в случае со львами-людоедами в Тсаво. С каждой новой жертвой зверь свирепеет все больше. Все больше входит во вкус.

Он вытащил из кармана увеличительное стекло.

— Ни одного выстрела не было сделано, — сообщил он, осмотрев «мартини-генри». — Судя по всему, зверь подкрался сзади и напал на жертву.

Наскоро осмотрев тело, Холмс начал двигаться по увеличивающемуся кругу. Наконец, издав еще один крик, он замер, наклонился, потом, не сводя глаз с земли, медленно двинулся вперед в направлении находящейся вдалеке фермы, окруженной двумя огороженными полями (я решил, что это и есть жилье несчастного констебля). В какой-то момент Холмс остановился, повернулся и, не убирая увеличительного стекла от глаза, вернулся к телу, медленно прошел мимо него и остановился лишь у самой кромки болота.

— Волчьи следы, — сказал он. — Никаких сомнений. Они ведут из леса к месту около фермы, а потом туда, где и было совершено нападение. Я уверен, зверь вышел из леса, выследил жертву и убил на открытом месте. — Он снова с помощью увеличительного стекла пригляделся к траве на краю болота. — Здесь следы ведут прямо в болото.

Теперь Холмс описал круг по болоту, при этом он совершал множество действий: несколько раз останавливался, возвращался назад, с повышенным вниманием обследовал несколько мест, вызвавших у него особый интерес. Я оставался у тела, ни к чему не прикасался, как и велел мне Холмс, только следил издалека за его действиями. Холмс осматривал местность около часа. За это время я промок до нитки и продрог. Вдоль дороги собралось несколько зевак, а когда Холмс закончил свои поиски, приехали местный доктор и мировой судья — последний являлся номинальным начальником покойного констебля Фрейзера. Холмс не сказал ни слова о своих находках, просто стоял в болотной траве, пока доктор, судья и я заворачивали тело и относили его в коляску. Когда та тронулась в сторону