а затем включил телевизор. Мы увидим, как опустится шар в Нью-Йорке за час до того, как отпразднуем полночь в Чикаго. Примерно в 11:45 по чикагскому времени я открыл шампанское и налил каждому из нас по бокалу. Мы смотрели обратный отсчет времени в Чикаго на 5-м канале WMAQ, и в полночь Дженнифер наклонилась, чтобы нежно поцеловать меня. Я поцеловал ее в ответ, и поцелуй быстро стал горячим. Я разорвал поцелуй и мягко оттолкнул ее назад.

«Дженнифер, нет, не так», — мягко сказал я. «Нам еще нужно поговорить».

Она опустилась на диван, по ее щеке потекла слеза: «Ты не хочешь меня?».

Она совершила полный поворот на сто восемьдесят градусов, превратившись из радикальной феминистки в молодую девушку, ищущую утешения и утверждения в сексе. Это сделало еще менее хорошей идею продолжать с ней этот путь в данный момент, а возможно, и в любой другой момент во время ее визита. Нам действительно нужно было все обсудить.

«Дело не в этом», — мягко сказал я. «Даже близко нет. Во-первых, судя по нашему предыдущему разговору, согласия нет».

Она перебила меня: «Я никогда, никогда не отказывала тебе, Стив. Ты знаешь, что я всегда буду заниматься с тобой любовью».

«Нет, Дженнифер, я этого не знаю. Не после того, о чем мы говорили раньше. И даже если бы это было так, я бы все равно хотел поговорить с тобой об этом. Но проблема глубже, чем это. Мы можем поговорить сегодня вечером, если ты хочешь, или можем подождать до утра».

«Давай поговорим сегодня вечером. Ты можешь приготовить горячий шоколад?»

«Конечно. Давай я уберу шампанское».

«Нет, давай сначала выпьем тост, пожалуйста».

Я кивнул и протянул ей бокал. Это будет немного щекотливо, но я постараюсь, чтобы тост был нейтральным.

«За новый год, каким бы он ни был».

Хрустальные бокалы звякнули, когда мы соприкоснулись, и каждый отпил из своего бокала. Я убрал их, затем приготовил горячий шоколад и дал Дженнифер кружку, а потом сел с ней на диван.

«Дженнифер, секс между нами никогда, никогда не был просто трахом. Никогда. Даже в тот первый раз. Ты помнишь?»

«Да», — тихо сказала она, кивнув головой.

«Поэтому ты знаешь, что это должно что-то значить, когда мы занимаемся любовью, это не просто два человека, наслаждающиеся телом друг друга. Это прикосновение к душам друг друга. Для нас это всегда было так. Я не в том положении, чтобы брать на себя какие-то обязательства перед тобой, и не знаю, смогу ли когда-нибудь. Ты знаешь ситуацию с Карой. Но даже если все изменится, меня беспокоит твое психическое и эмоциональное состояние. Можешь ли ты действительно сказать мне, что изгнала демонов, которые мучили тебя годами?»

«Нет», — тихо сказала она, по ее щеке потекла еще одна слеза.

«Есть еще кое-что, и это, возможно, самое трудное из всего. Мировоззрение Джослин и мое находятся в прямой оппозиции друг к другу. Ты должна решить, с чем ты больше согласна — с ее мировоззрением или с моим. Эти два понятия просто несовместимы друг с другом. Я не говорю, что ты должна на сто процентов соглашаться со мной или с ней, но ты должна выбрать. И когда ты выберешь, боюсь, ты потеряешь одного из нас, возможно, навсегда».

«Это нечестно, Стив!» — всхлипывала она, — «Если я выберу тебя, я потеряю Джослин, без обещания, что ты займешься со мной любовью, не говоря уже о том, что у нас будет хоть какой-то шанс на совместное будущее!»

«Это правда, — сказал я, смягчив голос, — но я не могу смириться с тем, что ты говорила. И, честно говоря, я не думаю, что ты тоже сможешь. Я серийный насильник или нет, Дженнифер? Насильник ли я молодых девушек? Объективирую ли я женщин и использую ли свою власть, чтобы заставить их делать то, что я хочу? Ну?»

Она зарыдала сильнее, закрыв лицо руками. Я просто позволил ей плакать, потому что ей предстояло самой разобраться в этом и решить, во что она действительно верит. Я пил свой горячий шоколад, ожидая, пока она придет в себя. Мне хотелось обнять ее, но я чувствовал, что это может быть неправильно истолковано. Это оказалось намного сложнее, чем все, что я делал раньше. Я боялся, что у нас с Дженнифер теперь непримиримые мировоззрения и что это действительно и окончательно наш конец.

Прошло пять минут, прежде чем Дженнифер смогла начать говорить. Первое, что она сделала, это попросила салфетку. Я взял коробку из ванной и принес ей. Пока она сморкалась, я поставил чайник с водой для чая. Казалось, что ночь будет долгой. Но она могла быть и очень короткой, в зависимости от того, что она скажет дальше. С того дня, когда она поставила мне ультиматум на втором курсе, мы не стояли перед таким суровым выбором — быть или не быть друзьями.

«Ты не серийный насильник, ты не издевался ни над одной из тех девушек, и ты не издевался надо мной. Я начала заниматься с тобой сексом со скрытым мотивом. И, » — добавила она с принужденным смехом, — «я не верю, что ты мужская шовинистическая свинья».

«Ну, это уже облегчение», — ответил я и улыбнулся ей.

Она снова высморкалась и вытерла слезы со щек, затем жалобно посмотрела на меня.

«Я должна порвать с Джослин, не так ли?» — прошептала она.

«Это зависит от тебя, и только от тебя. Я, конечно, не могу сказать тебе, что делать, но я подозреваю, что если ты вернешься и расскажешь ей то, что только что рассказала мне, она поставит тебя перед таким же суровым выбором, как и я. Ты изменишь свое мнение и согласишься с ней, что я злой? Что я как те парни, которые использовали Кэти для секса, а потом отбросили ее в сторону, как использованную салфетку? Что я как Джош Бентон, насильник?»

«Нет», — сказала она, подавляя слезы. «Я люблю тебя. Я всегда любила тебя! Я не могу говорить о тебе такие вещи. Но что же мне делать? Я не хочу быть одна!»

«У тебя есть друзья в Стэнфорде. Ты говорила мне, что есть. Ты говорила мне, что твоя соседка по комнате была милой и понимающей. Может быть, просто может быть, тебе не стоит сейчас ни с кем связываться — по крайней мере, не в романтическом смысле, и, может быть, тебе не стоит ни с кем