Но хватит об этом. Я не могу больше описывать эти ужасы.

Дни плена слились для меня в один кошмарный сон. Лично, со мной обращались неплохо. Каждый день меня выводили под конвоем на своего рода прогулку по дворцу — примерно так, как выгуливают любимых домашних животных, чтобы дать им поразмяться. Меня, постоянно закованного в кандалы, все время сопровождали семь или восемь вооруженных до зубов стражни1 ков. Несколько раз мне удалось увидеть Альтху, выполнявшую какую-то работу, но она всегда отворачивалась от меня и старалась как молено быстрее скрыться. Я все понял и не пытался заговорить с нею. Ведь одним упоминанием ее имени перед Ясминой я поставил жизнь девушки под угрозу. Лучше пусть королева забудет о ней, если, конечно, это возможно. Чем реже Королева Ночи вспоминала о своих рабах, тем в большей безопасности они были.

Сам не знаю как, я сумел на время подавить кипевшую во мне ярость. Когда все тело и вся душа уже готовы были разорвать цепи и броситься в последний бой, я невероятным усилием воли сдерживал себя. Ярость и гнев оседали в душе, кристаллизуясь в ненависть. Так день шел за днем, пока однажды ночью Ясмина не вызвала меня к себе. 

 Глава X

Ясмина, подперев голову руками, неподвижно сидела, устремив на меня большие черные глаза. Мы были одни в комнате, которую я раньше не видел. Я сел на диван напротив королевы, разминая освобожденное от оков тело. Ясмина сказала, что снимет с меня на время цепи, если я пообещаю не причинять ей вреда и позволить вновь заковать себя, когда она этого потребует. Я дал слово. Никогда я не считал себя особо умным, но сжигающая душу ненависть обострила и мой разум. Я вел свою игру.

— О чем ты думаешь сейчас, Исау Каирн? — спросила Ясмина.

— Я хочу пить, — коротко ответил я.

Она протянула мне хрустальный бокал:

— Выпей этого золотистого вина. Но немного, иначе опьянеешь. Это самый крепкий напиток в мире, и даже я не смогла бы, осушив бокал залпом, не упасть без чувств мертвецки пьяной. А ты и вовсе не привык к этому вину.

Я пригубил немножко. Это действительно был крепкий напиток, похожий на ликер.

Ясмина растянулась на своем ложе и спросила:

— Почему ты ненавидишь меня? Разве я плохо к тебе отношусь?

— Я не говорил, что ненавижу тебя. Ты очень красивая, но и не менее жестокая.

Она пожала плечами, взмахнув при этом крыльями:

— Жестокая? Я — божество! Какое отношение ко мне могут иметь жестокость или милость? Это — для людей. Сама человечность существует лишь по моей прихоти. Разве не от меня исходит животворящая сила, питающая мир?

— Можешь молоть эту чушь своим тупым акки, — оборвал я ее. — Я-то знаю, что это не так, да, впрочем, и ты тоже.

Она рассмеялась, не обидевшись:

— Ну, положим, я не могу создать жизнь. Но уничтожить ее — в моей власти. Может быть, я и не богиня, но попробуй разубедить моих рабынь в том, что я всемогуща. Нет, Железная Рука, боги — всего лишь другое наименование Силы и Власти. На этой планете я — Сила и Власть, а значит, я — богиня. Скажи, чему поклоняются твои приятели, гура?

— Они верят в Тхака, по крайней мере они признают его за создателя и вседержителя. У гура нет ритуалов, нет жрецов, храмов и алтарей. Тхак для них — всесильное божество в форме человека, мужчины. Оно грохочет громом, когда сердится, или напоминает о себе рычанием льва. Тхаку нравятся храбрые, сильные люди и противны слабаки. Но он никому не помогает и никого не карает. Когда рождается мальчик, Тхак вселяет в него храбрость и силу, а когда воин умирает, он отправляется в царство Тхака. Там живут души умерших, которые охотятся, воюют и веселятся так же, как они это делали при жизни.

Королева усмехнулась:

— Тупые свиньи. Смерть — неминуема и окончательна. Мы, яга, поклоняемся только себе, своему совершен-: ному телу. И приносим богатые жертвы нашим телам Телами жалких людишек.

— Ваше царствование не будет продолжаться вечно, — заметил я.

— Оно длится с тех времен, когда само время только-только начало свой бег из Вечности. Бессчетные века стоит наш город на скале Ютхла. Еще до того, как гура построили свои города, еще до того, как они превратились из обезьян в людей, мы правили этим миром. Мы правим сейчас их расой, как раньше правили другими народами, построившими города из мрамора, которые за их провинности мы разрушили до основания в одну ночь.

Я могу поведать тебе еще о множестве других рас и народов, которые появлялись на нашей планете и исчезали с ее лица. Но пока они жили здесь, мы, крылатые обитатели страны ягг, правили ими, наводя трепет и ужас одним своим появлением. Мы правим не века, не тысячелетия — целые эпохи и эры проходят под нашим господством!

Так почему бы нашему царствованию не продолжаться вечно? Как могут эти тупые гура победить нас? Ты видел, во что превращаются их города, когда на них налетают мои крылатые воины. Как эти обезьяны смогут напасть на нас? Для этого им пришлось бы пересечь Пурпурную Реку, слишком быструю, чтобы переправиться через нее вплавь. Только по броду у порогов можно перебраться через нее, но за переправой днем и ночью следят зоркие стражники. Один раз гура уже пытались напасть на нас. Но стража у реки предупредила город о вражеском нашествии. Посреди голой пустыни наши воины напали на чужаков и уничтожили их стрелами и камнями, сбрасываемыми с неба, сведя с ума оставшихся в живых.

А теперь представь, что эта орда смогла бы пробиться к подножию скалы Ютхла. И что? Им пришлось бы переправиться через реку Йогх под градом стрел и копий акки, взять штурмом город синекожих, что тоже нелегко. Ну а потом? Никому не удастся забраться по отвесным склонам нашей скалы. Нет, никогда враждебная сила извне не ступит ногой на камни Югги. А если, по жестокой прихоти богов, такому суждено случиться, — при этих словах черты лица королевы исказились гримасой гнева, — то я не смирюсь с этим и не подчинюсь завоевателям. Я скорее выпущу на волю Последний Ужас и погибну под руинами родного города, — прошептала она, больше для себя, чем для моих ушей.

— Что ты