Оставалось десять дней, прежде чем они окунутся в тучу обломков. Возможно, пара недель, прежде чем они достигнут Расщелины. Дюб не знал, доживет ли. Было совершенно очевидно, что у него рак. Диагностического оборудования не было, однако симптомы в пищеварительном тракте были совершенно однозначны, следом распухла от метастазов печень. В последнее время он ощущал что-то странное в легких. И оно росло. Причины могли быть вполне естественными – то есть болезнь зародилась на Старой Земле, еще до полета в космос, – или же радиоактивная частица с «Имира» случайно оказалась у него в пище, и следом – в кишечнике. Это не имело значения. Главное, что сейчас занимало его мысли – успеет ли он увидеть Расщелину. Чувствовал он себя не так уж и плохо, так что наивным ответом было бы – да, безусловно. Однако развитие рака тоже своего рода экспоненциальный процесс, и Дюб прекрасно знал, что в таких случаях возможны неожиданности.

Кораблем сейчас управляла Болор-Эрден, находящаяся в Набалдашнике – тщательно защищенном командном центре, построенном за самой Амальтеей. Во всяком случае, нынешняя пилотская вахта значилась за ней. Различия в званиях и профессиях уже практически стерлись. Выжившие – девять мужчин и девятнадцать женщин – умели все: управлять кораблем, чинить двигатель капли, выходить в космос, программировать роботов. Дюб, каким он был несколько лет назад, тоже заявился бы сейчас в командный центр, заглядывал Бо через плечо, контролируя парамы, а в редкие свободные минуты обменивался с ней всякими остроумными фразами. Дюб, сидящий сейчас в «банане», все это уже проходил тысячу раз и прекрасно знал, что для Бо, как и для всех остальных, это рутинное дело, все равно что до Ноля ехать в машине на работу. Он бы только зря побеспокоил собственный больной желудок. Требовалось беречь силы.

Тут Дюб обнаружил, что заснул. Открыв глаза и не без усилий сосредоточив взгляд на экране, он обнаружил, что апогей был час назад. Сейчас они в последний раз падали к Земле.

Его телефон зазвонил. На расстоянии вытянутой руки все выглядело размытым, но какой-то уцелевший в мозгу зрительный центр сумел распознать в смазанных пикселях сделанное несколько лет назад фото Бо. Он провел по экрану пальцем и ответил на звонок.

– Рой вышел с нами на связь, – сообщила Бо.

– Серьезно? – ответил он. Сон как рукой сняло. – И чего Джей-Би-Эф хочет?

– Это не Джей-Би-Эф. Это кто-то по имени… – Бо запнулась, – …А-й-да. Или как-то так. Там две точки над «и».

Дюбу имя показалось знакомым. Айда? Он ее смутно помнил по своим первым дням на Облачном Ковчеге. Итальянка. Совсем юная. Каппи, а не из регуляров. Впечатление от нее осталось несколько странное. Девушка настолько остро на все реагировала, что это быстро утомляло.

– Произносится «Аида», – поправил он Бо.

– Короче, они нас поздравляют с успешным маневром и просят переговоров. Разбудить Айви?

– Пусть спит, – ответил Дюб. – Я сам подойду через минуту.

Пусть он терпеть не мог подобных рассуждений, однако в Рое прекрасно знали и который теперь час, и смену, в которую Айви спит, и то, что сейчас именно эта смена. Если вытащить ее из постели, создастся нежелательное впечатление, что «Эндьюранс» крайне заинтересован в переговорах.

Возможно, подобные предосторожности – перебор и результат мышления в интриганском стиле Джей-Би-Эф, думал он, толкая себя через Стержень. Который за эти годы пришел в упадок, холодные как лед стены пожелтели и поблескивали от сконденсировавшегося на них человеческого дыхания – помыть их все как-то не доводилось. Дюб порадовался, что зрение не позволяет ему видеть подробности.

О Рое знали очень мало. Согласно информации от капель, прибившихся к ним за три года, Джей-Би-Эф быстро сосредоточила власть в своих руках, использовав кризис, вызванный первым корональным выбросом – от которого погибло около десяти процентов населения, – чтобы ввести собственный вариант военного положения. Дисциплина в результате укрепилась, хотя население и продолжало сокращаться, но примерно год назад среди каппи возник бунт и Рой разделился на два. Они сосуществовали – выбора у них не было, – хотя и не общались.

Экипаж «Эндьюранса» на удивление слабо интересовался делами Роя, поскольку, если разобраться, для них они мало что значили. Все было уже решено в день Разрыва. Не столько даже в политическом смысле, сколько с точки зрения законов физики. Те, кто остался на «Иззи», согласились следовать плану Дюба, участвовать в деле его жизни: в «долгой поездке». Либо ты взял билет на «Эндьюранс», масса которого служила одновременно защитой и западней, либо нет. Если да, сойти уже невозможно. Если нет, тебе предстояло выживать вместе с Роем, иными словами, уйти на совершенно другую орбиту, следуя плану, по принципам орбитальной механики с «долгой поездкой» абсолютно несовместимому. После того, как орбиты разошлись, сойтись снова можно было только через значительную дельту-вэ, что означало большой невосполнимый расход воды. Чем меньше у тебя воды, тем меньше защиты от корональных выбросов, меньше возможности выращивать пищу и ограниченная свобода маневра, если на тебя летит камень. Уговорить на подобный маневр весь Рой было бы нереально, да и вряд ли очень мудро, поскольку «Эндьюранс» мог принять лишь ограниченное количество беженцев. Их план основывался на способности корабля выдерживать удары болидов без серьезных последствий. Незащищенные капли в его кильватере со временем оказались бы выбиты одна за другой. Таким образом, из чисто физических соображений Разрыв был необратим, даже стремись обе стороны к воссоединению.

Однако, очевидно, остатки Роя внимательно наблюдали за «Эндьюрансом». Выжидали, чтобы понять – справится ли он.

Эта Аида, надо полагать, осознавала, в чем заключается план Дюба. И знала, что ставки сейчас высоки как никогда. Если остатки Роя доберутся до «Эндьюранса» в ближайшие десять дней, еще до того, как он окунется в мальстрем обломков, у них тоже появляется шанс достичь относительной безопасности Расщелины. В противном случае они обречены навеки обращаться вокруг Земли по относительно чистой и безопасной орбите, постепенно теряя людей и воду.

Дюб вплыл в Набалдашник. Там сейчас были трое: Бо, Стив Лейк и Майкл Пак, бывший каппи, гей корейского происхождения из Ванкувера, оказавшийся на «Эндьюрансе» совершенно незаменимым из-за своего обширного списка достоинств.

– Согласно нашим записям, ее зовут Аида Феррари, – сказала Бо еще до того, как Дюб открыл рот. – Лидер фракции противников Джей-Би-Эф. Видимо, Джей-Би-Эф проиграла.

Стив, похоже, был занят. И это радовало. У него обнаружились серьезные проблемы с кишечником, какой-то резкий дисбаланс микрофлоры. Он все еще носил дреды, которые были чуть ли не больше его самого, поскольку сам Стив, вероятно, весил теперь меньше пятидесяти килограммов. Однако пальцы его продолжали летать над клавиатурой ноутбука.

Бо вернулась к своим непосредственным обязанностям по управлению кораблем, поэтому объяснения продолжил Майкл:

– Стив пытается установить видеосвязь. Этого уже несколько лет никто не делал.