— Здесь хранится его мебель, — так же благоговейно произнесла Ройан, узнавая кресла, стулья, кровати и тахты. Она вошла в ближайшую комнату и прикоснулась к царскому трону. Подлокотники мастер выполнил в форме переплетенных змей из бронзы и лазурита. Ножки у трона были львиные, с золотыми когтями. Поверхность украшали сцены охоты, высокую спинку венчали золотые крылья.

За троном громоздилось множество прочей мебели. Они рассмотрели тахту, чьи бока представляли собой изысканное кружево из эбенового дерева и слоновой кости. Там находилось еще несколько дюжин других предметов, в том числе и разобранных на части, так что невозможно было догадаться об их предназначении. Блестели драгоценные металлы и цветные камни — в таком великолепии и разнообразии, что их не охватывал взгляд. Обе ниши по сторонам аркады заполняли сокровища. Ройан покачала головой в восхищении, и Николас повел ее дальше. Стены между боковыми комнатами украшали расписанные панели, иллюстрирующие «Книгу мертвых». Фрески изображали путь фараона через различные опасности и испытания, мимо демонов и чудовищ, подстерегающих усопшего по дороге.

— Вот они, фрески, которых не хватало в лжегробнице, в длинной галерее, — сказала Ройан. — Ты только посмотри на лицо фараона. Сразу видно, что это подлинное изображение. Перед нами совершенные царские портреты.

Фреска напротив изображала бога Осириса, который вел фараона за руку, защищая его от чудищ, теснившихся по сторонам пути и желающих пожрать путника. Лицо правителя Таита прописал очень подробно — таким он, должно быть, и был при жизни: человеком на вид добрым и мягким, не без оттенка слабости.

— И фигуры, — согласился Николас, — ты видишь, они не статично замершие деревянные куклы, всегда шагающие с правой ноги. Они — настоящие мужчины и женщины, анатомически правильные. Художник понимал, что такое перспектива, и изучал человеческое тело.

Они подошли к следующей паре ниш и замерли перед ними.

— Оружие! — выдохнул Харпер. — Только посмотри на колесницу!

Колесница была обшита листами золота и слепила глаза. Упряжь и постромки, казалось, только и ожидали коней, которые повлекут колесницу в битву, а колчаны, пристегнутые ремнями у каждого высокого колеса, раздулись от стрел и дротиков. Картуши Мамоса красовались на боковых панелях.

Возле этого великолепного предмета громоздились кипами боевые луки, обмотанные проволокой из бронзы, золота и серебра. Было здесь множество копий и пик, бронзовые щиты, украшенные сценами войны и именем божественного Мамоса. Были шлемы и нагрудники из крокодиловой кожи, одежда и регалии египетских армий, надетые на ростовые деревянные статуи царя, стоявшие рядами вдоль стен.

Николас и Ройан продвигались вперед по проходу между фресками и росписями, изображавшими жизнь и смерть фараона. Они видели Мамоса играющим с дочерьми и ласкающим маленького сына. Видели его на рыбалке, на псовой и соколиной охоте, в окружении министров и советников. Видели, как он развлекается со своими женами и наложницами и пирует с храмовыми жрецами.

— Какая хроника жизни древних времен, — благоговейно выдохнула молодая женщина. — Открытия, подобного этому, не было никогда!

Каждый из персонажей, изображенных на фресках, явно был взят из жизни. Настоящие живые мужчины и женщины, они различались чертами и выражениями лиц, схваченными внимательным взглядом очень ироничного и одновременно очень человечного художника.

— А это, должно быть, сам Таита. — Ройан указала на автопортрет евнуха на одной из центральных панелей. — Интересно, он склонен к художественным допущениям? Или в самом деле был так красив и благороден?

Они остановились полюбоваться на лицо Таиты, своего противника в игре, и заглянули в его умные и пытливые глаза. Искусство художника было таково, что портрет рассматривал их с не меньшим вниманием, нежели они — его. На губах Таиты играла легкая загадочная улыбка. Фреску покрывал лак, так что она прекрасно сохранилась, будто была написана только вчера. Губы Таиты казались влажными, глаза мягко блестели, как живые.

— У него светлая кожа и голубые глаза! — воскликнула Ройан. — Правда, рыжие волосы наверняка покрашены хной.

— Странно думать, что этот человек едва не убил нас, хотя жил так давно, — тихо сказал Николас.

— В какой земле он родился? Он никогда не говорит об этом в свитках. Может, в Греции или Италии? Или он происходил из германского племени? Или из викингов? Нам этого никогда не узнать, потому что Таита скорее всего и сам не знал своего происхождения.

— Смотри, вот он опять, на другой фреске. — Николас указал вдоль аркады на безошибочно узнаваемое лицо евнуха. На этот раз художник изобразил себя коленопреклоненным перед троном фараона и его супруги, присягающим царственной чете. — Он, похоже, вроде Хичкока — любил появляться в собственных творениях.

Они миновали следующую пару ниш, где хранились блюда, кубки и чаши из алебастра и бронзы, обрамленные серебром и золотом, полированные бронзовые зеркала, рулоны драгоценного шелка, льна и шерсти. Ткань давно сгнила, от нее остались только бесформенные темные груды. На стенах, отделяющих эти помещения от прочих, исследователи увидели увековеченную битву с гиксосами, в которой был разбит фараон.

Стрела вождя гиксосов торчала у него из груди. На следующей фреске Таита, исполняющий роль врача, с хирургическими инструментами в руках склонился над фараоном, извлекая окровавленный наконечник из его плоти.

Теперь они подошли к нишам, в которых стояло множество кедровых сундуков. Они были помечены царским знаком Мамоса и расписаны сценами царского туалета: он подводил глаза специальной краской для век, наносил на лицо белую сурьму и алые румяна. На других изображениях его брили брадобреи и одевали пажи.

— Здесь есть сундуки с косметикой, — прошептала Ройан. — А еще с гардеробом фараона. Там должны иметься костюмы на все случаи загробной жизни! Я просто мечтаю изучить их содержимое!

Следующая серия настенных росписей изображала женитьбу фараона на юной девственнице, госпоже Таиты. Лицо царицы Лострис было прописано с великой любовью. Художник наслаждался красотой и усиливал ее, удары кисти будто ласкали обнаженные груди и подчеркивали все достоинства фигуры, придавая им женское совершенство.

— Как сильно Таита любил ее, — проговорила Ройан, и в ее голосе послышалась зависть. — Это видно в каждой проведенной им линии.

Николас слегка улыбнулся и положил руки ей на плечи.

Они подошли к следующей паре ниш, уставленных сотнями сундуков. На крышках красовались миниатюры, изображавшие фараона в блеске украшений. Его пальцы на руках и ногах были унизаны кольцами, грудь покрывали медальоны, руки от запястий до плеч охватывали браслеты. На одном из портретов Мамос носил двойную корону объединенных царств Египта — красный и белый вейцы с головами грифа и змеи во лбу. На втором он был увенчан синей боевой короной, а на третьем — короной-немесом, покрывалом с золотыми и лазуритовыми полосами, прикрывавшими уши.