Тогда в громе выстрелов, среди свиста и визга пуль, рикошетящих от скал и камней, послышался истошный человеческий вопль:

— Я ранен! Помогите! Во имя Аллаха!

Вопли звонко раскатывались по склону холма, и неприятельский огонь заметно утих. Мек вставил в «АКМ» свежий магазин.

— Пой, птичка, пой, — мрачно пробормотал партизан.

Чтобы открыть каменный саркофаг, понадобились объединенные силы Николаса, Хансита и еще восьмерых человек. Пошатываясь под тяжестью крышки, они осторожно прислонили ее к стене гробницы. Потом Ройан и Николас вскарабкались на постамент саркофага и заглянули внутрь.

В каменном гробу обнаружился еще один, деревянный и тоже огромный, заполняющий собой пространство первого. Сверху также изображался лежащий фараон. Он покоился в позе умершего, с руками, скрещенными на груди, сжимающими посох и бич. Гроб был позолочен и инкрустирован самоцветами. Деревянное лицо фараона выражало умиротворение.

Археологи вытащили гроб из саркофага, благо весил он меньше, чем каменная крышка. Николас осторожно взломал золотые печати и слой застывшей древней смолы, которой были залиты щели между гробом и его крышкой. Внутри оказался следующий гроб, снова идеально подогнанный по размеру, и когда его вскрыли, нашли еще один. Это было похоже на набор матрешек — одна в другой, каждая следующая чуть меньше предыдущей.

Всего гробов оказалось семь. Каждый новый украшала еще более роскошная роспись и отделка. Седьмой гроб, из чистого золота, по размеру был чуть больше человека. Полированный металл отражал огонь фонарей, подобно тысяче зеркал, и разбрасывал яркие стрелы света по всем сумрачным уголкам гробницы.

Когда наконец последний, золотой, гроб был вскрыт, оказалось, что он наполнен цветами. Они давно высохли и истлели, приобретя однородный цвет сепии. Аромат их исчез тоже много веков назад, так что из гроба поднялся только мускусный запах древности. Лепестки были такими сухими и хрупкими, что рассыпались от одного прикосновения. Под увядшими лепестками лежал слой тонкого полотна. Некогда оно было снежно-белым, теперь же стало бурым от старости и пропитавшего материю сока цветов. Сквозь паутинную ткань снова блеснуло золото.

Стоя по двум сторонам гроба, Николас и Ройан приподняли истлевшее полотно. Оно порвалось под их пальцами с легким шелестом, как тончайшая паутина. Под тканью обнаружилось нечто, и они оба пораженно вздохнули: посмертная маска фараона. Ненамного больше человеческой головы, она представляла собой совершеннейший и детальный портрет усопшего. Это потрясающее произведение искусства сохранило черты царя Египта для вечности. Мужчина и женщина, замерев, смотрели в глаза фараона, выполненные из обсидиана и горного хрусталя, а фараон взирал на них печально, почти что осуждающе.

Прошло немало времени, прежде чем они набрались решимости и приподняли маску с головы мумии. И когда они это сделали, то тут же получили очередное подтверждение, что тела царя и его полководца Тануса некогда поменяли местами друг с другом. Мумия, лежавшая перед ними, была велика для этого гроба. Ее с трудом втиснули в узкое пространство, частично лишив пелен.

— На царскую мумию обычно надевали сотни амулетов и талисманов, прежде чем запеленать, — прошептала Ройан. — Этот покойный одет как простой знатный человек, не как фараон.

Николас осторожно снял с головы мертвеца остатки повязок — и обнаружил толстую косу волос.

— Портреты фараона Мамоса там, на стенах аркады, показывают, что у него были рыжие волосы, крашенные хной, — пробормотал Николас. — А здесь… видишь?

Коса была цвета зимних трав африканской саванны — серебряно-золотая.

— Теперь сомнений не осталось. Это тело Тануса. Друга Таиты и любовника царицы.

— Да, — согласилась Ройан, глаза ее почему-то наполнились слезами. — Он настоящий отец сына Лострис, который стал в свое время фараоном Тамосом и основателем великого царского рода. Так, значит, перед нами человек, чья кровь сохранялась на протяжении всей истории Древнего Египта.

— В своем роде он был не менее велик, чем фараон, — тихо сказал Николас.

Первой опомнилась Ройан.

— Река! — резко воскликнула она. — Когда река поднимется, мы не сможем больше сюда проникнуть!

— Но не получится и унести все с собой. Здесь слишком много сокровищ, одни дороже других. Наше время почти истекло, так что надо забрать самое ценное и прекрасное, упаковав по ящикам. Одному Богу известно, хватит ли у нас времени хотя бы на это.

За немногое оставшееся у них время исследователи развернули бешеную деятельность. Бесполезно было даже думать о том, чтобы спасти статуи и фрески, мебель и оружие, пиршественную утварь и гардероб. Золотой колеснице предстояло остаться на том месте, где она уже простояла четыре тысячи лет.

Археологи забрали золотую посмертную маску с головы Тануса, но мумию оставили лежать в гробу. Николас послал за Май Метеммой. Старый аббат явился в сопровождении двадцати монахов, чтобы забрать драгоценные мощи древнего святого, обещанные ему в награду за помощь. Они унесли гроб Тануса с великим благоговением, под низкое и медленное пение, к новому месту упокоения в макдасе монастыря.

— По крайней мере со старым героем будут обращаться почтительно, — тихо сказала Ройан. Потом оглядела гробницу. — Мы не можем оставить это место в таком беспорядке, с гробами, вынутыми друг из друга и со сброшенными крышками! Вид такой, будто здесь побывали разорители могил.

— А мы и есть разорители могил, — засмеялся Николас.

— Нет, мы археологи, — горячо возразила она. — И будем стараться вести себя достойно этого звания.

Так что им пришлось поместить друг в друга шесть оставшихся гробов и накрыть саркофаг каменной крышкой. Только после этого Ройан позволила остальным отбирать и упаковывать сокровища для того, чтобы взять с собой.

Несомненно, самой ценной из находок была признана золотая посмертная маска. Она удачно поместилась в один из ящиков. Туда же положили деревянную ушебти Таиты, упакованную в пенопласт, чтобы избежать повреждений. На крышке ящика Ройан написала водостойким маркером: «Маска и ушебти Таиты».

Остальные сборы оказались поверхностными и поспешными. Некогда было раскрывать все до одного сундуки в нишах. Сами эти сундуки с росписями представляли бесценные сокровища, с ними требовалось обращаться почтительно. Так что исследователи позволили себе довериться изображениям на крышках, которые представляли собой подробный каталог содержимого. В сундуке, где был нарисован портрет фараона в голубом венце войны, они нашли этот венец на позолоченных кожаных подушках, уложенных так, чтобы защищать корону от повреждений.

Даже за краткое время, бывшее у них в распоряжении, Николас и Ройан успели пресытиться и устать от великолепия вещей, которые они выбирали по картинам, а затем находили в сундуках. Им достался не только голубой венец, но и красно-белая корона объединенных царств, оба в прекрасном состоянии, будто фараон только сегодня утром снял их с чела.