Джулию замутило. Она ничего не имела против Деб Ланди — доброй, хозяйственной женщины, давно уже опекавшей Тома. Но Натали — дочка Деб — очень сильно отличалась от матери. Джулия вдруг поймала себя на мысли, что очень не хочет переезда Деб в отцовский дом. А если бы они вздумали пожениться… Это была бы катастрофа на многих уровнях бытия.

Вернувшись в кухню, Джулия усилием воли выбросила из головы все мысли о Деб и Натали. У нее был более достойный предмет для размышлений — пирог с лимонным заварным кремом. Том предлагал купить пирог в «Кинфолксе» — ему нравился тамошний кондитер. Но Джулия была полна решимости угостить отца настоящим домашним пирогом.

Пирог уже сидел в духовке, когда зазвонил телефон. Том взял трубку, и почти сразу же Джулия услышала поток ругательств. За ними последовали вопросы по существу, после чего отец бросил трубку и поспешил на второй этаж. Вернулся он оттуда в пожарном облачении.

— Джули, мне придется ехать.

— Что случилось?

— Пожар в боулинг-клубе. Мои ребята уже там. Они думают, что это поджог.

— Боже мой! Кто же так зол на боулинг-клуб?

— Вот это я и намерен выяснить. Не знаю, сколько мне там придется проторчать. — Том был почти у двери, когда вдруг остановился, словно что-то вспомнил. — Прости, дочка. Так хотел посидеть с тобой за столом… Может, еще получится.

Хлопнула дверь. Зафырчал мотор старого отцовского пикапа. Машина тронулась со двора и исчезла за поворотом. Наверное, Габриель сейчас обедает со своими. Она хотела послать ему эсэмэску, но потом решительно мотнула головой. Нет, она позвонит ему в половине седьмого, как и обещала.

Писк таймера возвестил, что пирог готов. Джулия вынула его из духовки, наслаждаясь удивительным запахом заварного лимонного крема. Котлеты по-киевски пришлось отправить в холодильник.

Где-то через четверть часа снова хлопнула входная дверь. Джулия обрадовалась: все-таки отец не безнадежен. Оставил своих ребят тушить боулинг-клуб, посчитав обед с дочерью более важным событием. Она отрезала кусок пирога, чтобы угостить отца.

— Слушай, ты просто подгадал под пирог, — крикнула она. — Он еще теплый.

— Приятно слышать, Джули.

От звука этого голоса тарелка выскользнула из ее рук, и пирог шлепнулся на истертые линолеумные плитки.

Саймон вошел на кухню и, скрестив руки, картинно прислонился к дверному косяку. Он был дрянью, но дрянью обаятельной, с красивым лицом, голубыми глазами и коротко стриженными светлыми волосами.

Пронзительно закричав, Джулия метнулась к двери в надежде, что ей удастся ускользнуть от Саймона. Но он тут же загородил собой дверь.

— Пожалуйста, — взмолилась она, — пропусти меня.

— Неужели я заслуживаю такой встречи? И это после нашей долгой разлуки? — усмехнулся он, разводя руками и вставая во весь рост — пять футов одиннадцать дюймов.

В дверях Джулия испуганно сжалась и нервно огляделась.

Саймон втолкнул перепуганную Джулию обратно в кухню и там заключил в медвежьи объятия.

— Саймон, отпусти! — потребовала она охрипшим от страха голосом.

Вместо этого он еще крепче ее обнял и злорадно хмыкнул:

— Ты что, Джули, меня боишься? Расслабься, малышка.

Она попыталась освободиться из его объятий.

— У меня есть друг. Отстань от меня!

— Меня не волнует, есть у тебя друг или нет. — Саймон наклонился к Джулии, и она испугалась, что он сейчас полезет целоваться. Но Саймон зажал ее в углу, и его руки заскользили по ее телу. Стыд и отвращение на ее лице лишь подхлестывали его. Наконец он убрал руки и презрительно поморщился: — Ты так и осталась холодной рыбиной. Твой хмырь тебя не раскочегарил и потому, думаю, слинял. — Голубые глаза похотливо сверкнули. — Что ж, мне больше достанется. Правда, обидно, что первому ты дала ему, а не мне.

Джулия подбежала к входной двери.

— Уходи по-хорошему, — сказала она, распахивая дверь. — Я не хочу с тобой говорить. Учти, в любую минуту может вернуться мой отец.

Саймон неторопливо подошел к ней. Совсем как волк, знающий, что ягненок никуда от него не убежит.

— Не надо мне врать. Я знаю, что он совсем недавно поехал на пожар. Кстати, боулинг-клуб красиво полыхает. Работы у пожарных очень много. До позднего вечера провозятся.

— Откуда ты знаешь? — в ужасе заморгала Джулия.

— Случайно услышал по местному радио. И случайно оказался поблизости. Просто грех было не заглянуть.

Джулия заставила себя успокоиться и обдумать дальнейшие действия. Попытаться убежать? Саймон легко ее догонит, и это лишь сильнее его разозлит. Разумнее остаться в кухне, где лежал ее мобильник. Тут у нее есть шанс позвонить Габриелю.

Она заставила себя улыбнуться:

— Что ж, спасибо, что заглянул. Но мы оба знаем: наши отношения закончились и продолжения не будет. Ты нашел себе другую девушку и счастлив с нею. Не будем ворошить прошлое.

Ей удавалось скрывать беспокойство, пока он не подошел ближе и не дотронулся до ее волос, вдыхая аромат ванили.

— Ошибаешься, Джули. Я не искал с нею счастья. Я с нею трахался. Давалка она неплохая, но, увы, не из тех, кого можно знакомить с родителями. Тебя хотя бы было не стыдно привести в дом. Даже при твоем поганом характере.

— Не хочу говорить об этом.

Саймон грубо отодвинул ее и с шумом захлопнул дверь.

— Между прочим, я еще не договорил. Надеюсь, ты помнишь, что я не люблю, когда меня перебивают.

— Извини, Саймон, — произнесла Джулия и попятилась от него.

— Обойдемся без всего этого дерьма. Ты знаешь, зачем я здесь. Мне нужны снимки.

— Я уже сказала: нет у меня никаких снимков.

— А я тебе не верю, — заявил Саймон, схватив ее за бусы и потянув к себе. — Я только не знаю, зачем ты играешь со мной в опасные игры. Я видел снимки у Натали. Такие же есть и у тебя. Если ты сейчас без глупостей вернешь мне их, мы спокойно и по-дружески расстанемся. Но не вздумай меня злить. Я не затем три часа гнал машину, чтобы выслушивать твое вранье. Думаешь, меня очаруют эти жемчужные висюльки? Ты ничтожеством была, ничтожеством и осталась. — Он с силой потянул Джулию за ожерелье.

— Саймон, не надо. Это ожерелье Грейс.

— Ах, это ожерелье какой-то там Грейс. Прошу прощения. Да я в неделю тратил на тебя больше, чем стоят эти стекляшки. — Он снова дернул за нить.

Джулии стало тяжело дышать. Бусины врезались ей в горло. Саймон это видел и ждал, что она скажет теперь.

— Натали тебе соврала. Не знаю, зачем ей это было нужно. Все твои снимки я сожгла.

— Убедительный спектакль, — засмеялся он, — но всего лишь спектакль. Я помню, в каком ты была состоянии. И я знаю, что женщинам свойственно мстить. Особенно таким, как ты.