– Ясен хрен при пасмурной погоде. Что делать будем?

– Кто его знает! Раньше с твоим разведчиком хоть примерно знали, где что творится. Сейчас мы как глухие и слепые. Может, вот-вот штурм начнется, нас и накроют. Я, конечно, за победу Российской армии, но встречаться с ее представителями нет никакого желания. Перепуганные пацаны сразу расстреляют и даже имени не спросят. Мы на вид голимые наймиты. И две чеченки-снайперы. Один в один. Надо сваливать, пока не поздно.

– Я – «за». Но вопрос в том – как? И куда? Куда – понятно: подальше от Грозного. Но в какой стороне меньше всего вероятность, что мы не нарвемся…

– Это понятно. Сейчас главное – до окраины города добраться. А уж там и думать, куда и в какую сторону уходить. На улице к нам наверняка пристанут. Раньше бомбежки не было и артиллерия по городу не работала. А сейчас духи точно лазутчиков ищут. А мы периодически подтверждаем, что они правы. Надо было тогда уходить. Но это я виноват, не хотел уходить, не сделав подарка духам.

– Дело прошлое. Но что сейчас делать? Что-то никакого желания нет принимать последний и решительный. Мне вдруг жить захотелось. К тому же на носу двухтысячный, грех не встретить. Правда, я собирался широко его отметить, но обстоятельства сильнее нас. Не получилось с любимой женщиной, и сын младший все время один. Нужен я ему. Старший – отрезанный ломоть. И Бог с ним. Впрочем, что я как на исповеди?… Что решим, советник?

– Будем пытаться утром, часов в пять. Самое удачное время для разведки и для преступлений. Доказано – расслабляет человека бессонная ночь. После пяти он вроде опять взбадривается. Вот мы и двинем полпятого. Надеюсь, у них ночные патрули не выставлены. Хотя здесь наемники. Но «дикие гуси» воевать умеют, а с охраной у них нелады.

– Не у всех.

– А Басаев, значит, и в Югославии был?

– Ага, на стороне албанцев. Наших, русских, там тоже порядком побывало на стороне сербов. А Басаев был там. Поэтому у него сейчас албанцы и есть. Короче, решили – полпятого; если до этого ничего не произойдет, попытаемся прорваться. Надо нам уточнить, где встречаться в случае разбега. А то после рынка нам просто повезло, что в кучу собрались. Я знаешь сколько раз спасибо Исе говорил за Малику!

– А ты без Исы и не пошел бы.

– Нет.

И тут все услышали, как где-то в отдалении прогрохотали взрывы.

– Похоже, наши всерьез взялись обрабатывать Грозный, – сказал Денис.

– Меня это не радует, – буркнул Бабич. – Собьет прицел какой-нибудь первогодок и шарахнет по нашему домику. Лично мне бы не хотелось остаться под обломками.

– Я тоже такого желания не испытываю, – согласился Калмыков.

Вдруг громко заплакала Маша. Рванулись в комнату.

– Она уснула, – повернулась к ним сидевшая рядом со всхлипывающей девочкой Марият. – А тут взрывы, испугалась.

– Я во сне увидела, – сказала девочка, – как маму забирают дядьки бородатые. И испугалась. Подумала, что и меня сейчас…

– Мы тебя никому не отдадим! – Денис погладил ее по голове.

* * *

Федеральные войска все плотнее сужают кольцо вокруг Грозного. Артиллерия и авиация наносят ракетно-бомбовые удары по выявленным позициям боевиков. Шойгу сделал новое заявление. В обращении к боевикам он сказал: «…если вы мужчины, выпустите стариков, женщин и детей. МЧС предоставит транспорт». Пять автобусов МЧС прибыли и ожидают поступления беженцев. Из Грозного за последнюю неделю вышли сто пятьдесят восемь человек. В основном дети, женщины и пожилые люди. По их рассказам, в Грозном снарядом разбит дом престарелых и инвалидов. За день до этого их перевела в подвалы медсестра Тамара, единственный медицинский работник, оставшийся с немощными людьми. Продуктов питания для инвалидов нет. Корреспонденты западных СМИ получали самую свежую информацию от жителей Грозного, заплатив им десять – двадцать долларов. (Теперь понятны изложенные СМИ Запада «рассказы» мирных жителей о зверствах российских солдат, от которых многие якобы бежали в Грозный. Чего не наговоришь с голоду за двадцать долларов!) Охотнее всех о войне и ее ужасных подробностях рассказывают разбежавшиеся пациенты разбитого авиацией психдиспансера. Авиацией в свободной охоте около селения Ялхой-Мохк уничтожена колонна из семи машин с боевиками…

– …Черт возьми, – проворчал Бабич, отпрянув от выхода, – хрен выйдешь. По-моему, твоя теория насчет самого удобного времени дала сбой. Их там как собак нерезаных.

– Куда-то отправляются, – сказал Денис.

По улице нестройными рядами шла колонна боевиков. Шли молча, и только неровный шум шагов сопровождал шествие несших смерть.

– Вооружены отлично, – провожая колонну взглядом через прицел ночного видения, сказал Калмыков. – Оружия заграничного полно, минометы на прицепах к легковушкам. Суки! – усмехнулся он. – А это что? Ни хрена себе!

– Что там? – спросил Борис.

Денис протянул ему прицел. Бабич посмотрел и выругался. Отдавая прицел Денису, усмехнулся:

– Неужели стрелять будут?

– А то? Запросто. Шифер очень даже удобен для противовоздушных ракет малой дальности. А эти видал чего придумали? Наложили в шифер гранатометов. Один может сразу из трех шарахнуть. Вот сволочи! А вот и белые перчатки. Им почет и уважение, – усмехнулся Денис, передавая Борису прицел.

Бабич посмотрел и, витиевато выматерившись, плюнул:

– Похоже, чеченок мало. Я четырех засек, все они славянки. Вот их я никак не пойму. Неужели не понятно, что вы на смерть пришли? Не выпустят вас ни духи, ни наши.

Марият и Малика опустили головы.

– К вам это не относится, – заметив их реакцию, буркнул Бабич, – даже если бы вы там были. Все-таки Чечня – ваша родина. У нас тоже Гражданская была. Бабы и белым, и красным служили. Но прибалтки, украинки и русские какого хрена здесь делают? Им надо дома сидеть. Не должна их война эта волновать. Неужели мир перевернулся? Бабы за сто баксов в Москве на три часа по вызову приезжают, а здесь за эти же баксы в русских парней стреляют. Но если бы ваххабиты эти, как фашисты в сорок первом, наступали, тогда бы еще понять можно – побеждают вроде. А здесь… – Он развел руками и чуть не выронил автомат. Поправив на плече ремень, не находя слов, выругался.

– Все думают, что как в тот раз будет, – усмехнулся Денис, – поэтому и наехали. А кое-кто, может, и по убеждению. Я говорю об арабах и талибах. А хохлов и прибалтов я сам не понимаю. Если уж так воевать хочется, езжай в Париж, в Иностранный легион. Автомат в зубы, и вперед. Не подходишь по данным, которые нужны для поступления в легион, по объявлению иди. Там всех принимают, лишь бы хоть немного стрелять умел. Знаешь, о чем мечтаю? – Он посмотрел на Бабича. – Русского поймать и допрос ему с пристрастием устроить. По кусочку кожу снимать. Пусть постарается объяснить, что он, мерзавец, здесь делает.

– Нам-то что делать?

– Назад в квартиру. А то срисует нас кто-нибудь, и аут.