— Не волнуйтесь, дорогая! Мы все понимаем, — сказала Марджори, наклоняясь над кроватью. — Только посмотрите на него! Он такой красивый! — воскликнула она.

— Как на картинке! — сказала Бетти, обходя кровать с другой стороны, чтобы лучше рассмотреть спящего младенца.

— И точная ваша копия, — сказала Конни. — Вам не кажется? — спросила она, обращаясь ко всем дамам в комнате, и те закивали в знак согласия. Им всем хотелось подержать мальчика на руках, но они помнили, что его могут скоро забрать у Эстеллы, поэтому для нее была драгоценной каждая секунда, пока она могла держать сына в своих руках.

Марджори посмотрела на Эстеллу, и ее глаза наполнились слезами.

— Ваш муж… ваш муж на самом деле собирается забрать его? — она увидела, как в глазах Эстеллы появилась боль, и пожалела, что спросила, так как поняла, что расстроила ее.

— А где Джеймс? — произнесла Эстелла дрожащим от волнения голосом.

— Не знаю. Наши мужчины подойдут попозже. Сейчас они в баре, пьют за ваше с ребенком здоровье…

Но, насколько мне известно, Мерфи был последним, кто видел… этого человека.

— Мерфи! — на секунду Эстелла испугалась, потом посмотрела на тетю. — Думаю, Джеймс должен увидеть своего сына, — сказала она.

Марджори была поражена.

— Его нельзя даже близко подпускать к вам… и к ребенку!

Вскоре после этого женщины ушли, и Эстелла пошла в душ, оставив Фло с ребенком. Вернувшись, она обратила внимание, насколько сильно устала ее тетя.

— Да на тебе лица нет от усталости, тетя Фло! Тебе нужно отдохнуть.

— Да, я и правда что-то устала, — призналась Фло. — В самолете совсем не отдыхала. Хочешь, позвоню твоей матери и расскажу о ребенке?

— Пока не надо. Она расстроится, узнав, что Джеймс хочет забрать сына. Лучше пойди и приляг в одной из комнат гостиницы.

После того как Фло ушла, Эстелла попросила Кайли привести Джеймса.

Когда Джеймс открыл дверь в палату Эстеллы, она кормила ребенка. Эстелла смотрела на его милое личико и с восторгом улыбалась, наблюдая, как он с довольным видом сосет ее грудь. Джеймс постарался, чтобы эта сцена не произвела на него впечатления. Он попробовал представить себе, как Давиния так же кормит своего ребенка, и понял, что не может.

Когда через несколько минут Эстелла подняла глаза, она увидела на пороге палаты Джеймса.

— Я зайду попозже, — сказал Джеймс, думая, что мешает ей кормить ребенка.

— Нет, Джеймс, заходи, — сказала Эстелла. Она хотела, чтобы он увидел, какая крепкая связь существует у матери с ребенком. Поколебавшись секунду, он вошел в палату.

Эстелла заметила, что Джеймс даже не посмотрел на ребенка.

Это показалось ей странным при его желании забрать сына с собой в Англию. Она лишний раз убедилась, что это была не его идея.

Напряженность между ними возрастала.

— У меня дома ты нашел все, что тебе нужно? — спросила она.

— Там у тебя нет водопровода, — пожаловался Джеймс. — Разве твой дом не подключен к коммуникациям?

— У нас в городе все пользуются дождевой водой из собственных резервуаров. У меня на заднем дворе тоже есть такой.

Вид у Джеймса был шокированный.

— Мой дом очень прост, Джеймс, но мне он кажется настоящим.

Джеймс промолчал, но Эстелла знала, о чем он сейчас думал.

— Ты видишь лишь пыль, мух и совсем примитивную жизнь, так ведь?

— Я бы не смог здесь жить.

— Когда я только приехала сюда, то думала то же самое. Этот город и жизнь его людей настолько сильно отличаются от нашей жизни в Лондоне, насколько это вообще возможно. Первые несколько недель своей жизни здесь я страшно скучала по Англии. Для меня это было очень тяжелое время. Мне пришлось добиваться того, чтобы жители Кенгуру-кроссинг меня признали, доверили своих животных. Мне нужно было привыкнуть к климату и к тому, что дожди в этих местах идут очень редко. Самым тяжелым было то, что в домах нет водопровода … вообще никакого.

— И нет магазинов одежды… или парикмахерских, — сказал Джеймс скептически.

— Ну, есть один универсальный магазин, в котором продается все что нужно. Но, например, здесь нет необходимости все время покупать новые наряды, потому что ходить в них некуда.

Джеймс в замешательстве покачал головой.

— Со временем, Джеймс, я стала принимать и ценить совершенно другие вещи. Например, самые поразительные закаты, которые я когда-либо видела, и диких животных, которые, не боясь подходят прямо к двери моего дома. И ты даже не можешь себе представить, какое красивое здесь небо ночью. На нем видно буквально миллионы звезд. И можешь верить, можешь нет, но я полюбила тишину и спокойствие этой жизни.

Джеймс смотрел на Эстеллу так, будто видел ее в первый раз, понимая, насколько сильно она изменилась.

— Жители Кенгуру-кроссинг полюбили меня… и моего ребенка. Женщины шьют для него одежду; мужчины выкрасили дом и починили крышу, и мне не нужно им платить за это. Вот такие здесь люди. Все стараются помочь друг другу — это просто удивительно.

— Это сродни милостыне, Эстелла. Как ты можешь жить… на милостыню?

— Это не милостыня, Джеймс, это доброта. Люди в этом городке больше похожи на большую семью. Знаю, тебе сложно это понять, потому что такие небольшие городки сильно отличаются от больших мегаполисов. Но в городке, который так изолирован, как Кенгуру-кроссинг, люди очень и очень зависят от помощи друг другу.

Казалось, Джеймс по-прежнему не понимал ее до конца.

Эстелла видела, что для него это сложно.

— Ты счастлив с Давинией, Джеймс?

Джеймс обратил внимание на отсутствие горечи в ее голосе.

Казалось, ей искренне хотелось это знать.

Он посмотрел на нее, и Эстелла поняла, что он не хочет говорить правду: то ли ему было стыдно, то ли его смутил ее вопрос.

— Давиния — моя кузина, поэтому я прекрасно знаю, Джеймс, какой она может быть. Мне бы очень хотелось сказать, что не ее вина в том, что она такая, но не могу. Давиния часто бывает эгоистичной… И она всегда была жадной, но никакие богатства не сделают ее счастливой. И мой ребенок не сможет заполнить ту пустоту, которая образовалась в ее душе после того, как она потеряла собственного ребенка. Мне очень жаль, что Давиния больше не сможет иметь детей, но мой ребенок должен остаться со мной. И ты обязан это понять, Джеймс, обязан…

Джеймс сдался. Он знал, что Эстелла была права, и как ни старался, не мог представить, как будет отнимать у нее ее ребенка. Джеймс не мог больше оставаться злодеем или мошенником. Он сел, закрыв лицо руками.

— Ты права, Эстелла. Я пустой, слабый и эгоистичный… и только испортил свою жизнь.