Невольно Егорушка тронул рукой одну из птичек, и дверь, тихо заскрипев, вдруг приоткрылась. Мальчик увидел перед собою комнату с темной мебелью, со шкафами, креслами, в которых можно было утонуть, с большим столом, заваленным книгами и бумагами.

Возле стола, склонившись над какой-то бумагой, с карандашом в руке, стоял человек. Сзади Егорушке были видны только его согнутая спина и затылок со слегка взъерошенными светлыми волосами.

Услышав скрип двери, человек, не оборачиваясь, что-то сказал, но что именно, мальчик не понял – язык был чужой. Не услышав ответа, белокурый бросил через плечо по-русски:

– Это ты, что ли, Алеша? Входи, что топчешься?

– Я это… – сказал Егорка, делая шаг вперед.

И тотчас замер, ахнув от испуга.

Человек у стола обернулся, и мальчик узнал в нем господина главного архитектора! Егорке захотелось выскочить за дверь, но ноги у него приросли к полу. Впервые он видел грозного Августа Августовича так близко…

Монферран несколько мгновений удивленно смотрел на вошедшего, потом улыбнулся:

– Ого, а ты уже ходишь! Что же, совсем поправился?

– Ага! Благодарствуйте, ваша милость! – заикаясь, пробормотал Егор. – Вовсе здоров теперь… Коли прикажете, тотчас уйду, только скажите, ради Бога, чтоб мне штаны мои отдали!..

– Штаны? – Огюст поднял брови. – Разве в этом дело? Ну-ка иди сюда.

Он бросил на стол карандаш, сел в кресло и указал мальчику на другое – напротив себя.

– Садись.

Егорка со страхом глянул на высоченную спинку кресла и, подойдя к нему, неловко, боком сел на ручку.

Теперь главный архитектор оказался вовсе рядом с ним, и он затаил дыхание, боясь поднять глаза. Мужики говорили, что взгляд главного, если он сердится, прямо жжет до костей.

– Куда ты собираешься уйти? – тихо, очень мягко спросил Монферран. – Куда ты пойдешь?

– В барак, – ответил мальчик, пальцем вытирая нос. – В барак, к мужикам… А чего?

– А того, что места тебе там не положено. Ты ж не рабочий.

Егор насупился:

– Батька ж рабочий был. А мне куды было деваться? А нынче куды?

Огюст кашлянул немного смущенно:

– Но тебе там работать нельзя. Ты еще маленький.

– Я? – Мальчик встрепенулся. – Не! Я, ваша милость, могу работать. Вы возьмите меня ну… ну хоть кем! Я сильный! Иль вы думаете, я слабый, потому как с лесов упал? Так они же разъехались… доски там гниловаты были: подрядчик, собака, подсунул…

– Он за это ответит. – Голос главного стал суров. – Но тебе нельзя на строительстве оставаться. Здесь сильные мужчины калечатся, гибнут. Я подумаю, куда бы тебя пристроить получше.

Егорушка зашмыгал носом и совсем низко свесил голову:

– Не надо меня пристраивать… Оставьте при соборе… Я ж не пьяница какой, чтоб меня гнать!

Огюст усмехнулся:

– Экий упрямец! Ну послушай, Егор… Как тебя по отчеству?

– По отчеству я Кондратьевич, – угрюмо пробормотал мальчик.

– Так вот, Егор Кондратьевич: взять тебя на строительство рабочим я не могу – ты же кирпичи таскать не сможешь, верно? А мастерству никакому не обучен. Или не так, а?

Главный опять заговорил очень мягко. И Егорка решился еще прошептать:

– Так выучиться ж можно! Я памятливый…

– Фу ты Боже мой! – Монферран придвинул свое кресло ближе к креслу Егора и наклонился, снизу вверх заглядывая в лицо мальчика. – Ну что за упрямец! Тебе там медом намазано, что ли?

Егор поднял голову, и наконец их глаза встретились. На лицо главного архитектора падал свет от горящих в бронзовом подсвечнике двух свечей, и мальчик вдруг с удивлением и облегчением понял, что в этом лице нет ничего грозного… Оно было внимательно и как будто немного печально, а синие глаза смотрели пристально, спокойно. Вокруг глаз и на большом выпуклом лбу в ярком свете прорисовывались острые резкие морщинки. Их было много, но лицо все равно казалось вблизи куда моложе, чем прежде, издали, и Егорушка подумал, что главный вроде слишком молод, чтобы, как мужики говорили, строить собор двадцать с лишним лет… Мальчик набрал в рот воздуха и, вздохнув, проговорил:

– Не медом намазано вовсе… Мне собор нравится.

– Что-о?! – Огюст даже привстал в кресле и тут же упал обратно. – Что ты сказал?

– Что слышали! – уже совсем дерзко выпалил Егор. – Нравится мне собор Исаакиевский, вот я его строить и хочу!

– Врешь! – вырвалось у Монферрана. – Ты… как это? Под-ли-зы-ваешься!

– Да вот вам крест святой! Да разве я врать-то стану! Красивый он! Коли хоть один камень в нем положу, век гордиться буду!

Огюст тихо рассмеялся:

– Ну-ну, хорошо сказал. – Он взял мальчика за руку и осторожно притянул к себе. – Послушай, а тебе в рубашке не холодно?

– Не-а!

Егор опять мотнул головой и доверчиво подошел к главному архитектору совсем вплотную, и тот вдруг, подхватив его под мышки, усадил к себе на колени.

– Завтра Алексей Васильевич купит тебе одежду новую и башмаки…

– Башмаки?! – ахнул Егорушка. – Отродясь у меня их не было!

– Ну так теперь будут.

Кондрат Демин не сажал сына к себе на руки, не имел привычки его баловать, а каково было на коленях у матери, мальчик успел позабыть, и теперь вдруг его охватило ощущение незнакомого блаженства. Ему стало так хорошо на коленях у этого человека, которого он прежде так боялся, что Егорушка невольно опустил голову на плечо главного и почувствовал, как учащенно колотится его сердце.

– Не выгоняйте меня со строительства, Август Августович! – ласково и настойчиво взмолился Егор. – К любому делу приставьте и поглядите – я справлюсь!

Монферран засмеялся и ладонью провел по мягким Егоркиным кудрям.

– Ладно, Егор Кондратьевич! А что бы ты хотел делать? Чему тебя обучить?

– Меня-то? – Маленький Демин просиял и тут же наморщил лоб и задумался. – Да я… Я бы хотел…

– Ну что стесняешься? Говори!

И Егорушка выдохнул:

– Мне бы выучиться таких людей и ангелов мраморных делать, как те, что на дворе у вас! Можно тому научиться?

Огюст слегка отстранил от себя мальчика и посмотрел на него с еще большим интересом.

– Ого! А ты, оказывается… как это? С искрой Божьей… Ну-ну! Научиться можно, только это трудно, Егор Кондратьевич. Сперва надо выучиться завитки и цветочки из мрамора вырезать, а потом уже к ангелам подбираться. Станешь всему понемногу обучаться? Годами, а?

– Стану, – решительно сказал мальчик.

– Отлично! По рукам. – Огюст опять улыбнулся и сжал в своей руке Егоркин кулачок. – Через пять-семь лет хорошие мраморщики нужны будут больше, чем сейчас. Завтра же я попрошу мастера Лажечникова, чтобы он тебя взял в обучение. Знаешь Павла Лажечникова?