никак не объясняет появление трех классических лунных конъюнкций. Результат нашего первого эксперимента совпадает с тем, что мы знаем о мантических практиках. Складывается впечатление, что эти и подобные им методы обеспечивают благоприятные условия для появления «значимых совпадений». В самом деле, проверять синхронистические феномены очень трудно, а подчас и невозможно. Тем выше заслуга Райна, который сумел показать на обычном материале совпадения психического состояния с соответствующим объективным процессом. В целом статистической метод непригоден для оценки уникальных событий, но эксперименты Райна выдержали сокрушительный удар статистики. Потому результаты этих экспериментов нужно принимать во внимание при изучении синхронистических феноменов.

[902] Если учитывать то уравнивающее влияние, которое статистический метод оказывает на количественное определение синхронистичности, то мы должны задаться следующим вопросом – каким образом Райну все-таки удалось получить положительные результаты. Смею утверждать, что он никогда бы не добился такого достижения, участвуй в его экспериментах всего один[648] или несколько испытуемых. Ему требовалось постоянно возобновлять интерес у подопытных, то есть вызывать эмоцию с характерным для нее abaissement mental, которое играет на руку бессознательному. Только так возможно до определенной степени релятивизировать пространство и время, уменьшая тем самым шансы каузальности. Тогда и случается своеобразный creatio ex nihilo, творение из ничего, без каузальности. Мантические практики обязаны своей действенностью, по сути, той же самой связи с эмоциональностью: обращаясь к бессознательному, они пробуждают интерес, любопытство, надежду и страх, а это обеспечивает преимущество бессознательному. Действенные (нуминозные) факторы бессознательного суть архетипы. Безусловно, подавляющее большинство спонтанных синхронистических феноменов из тех, что мне довелось наблюдать и анализировать, непосредственно связано с архетипами. Сами по себе последние являются непредставимым, психоидным фактором[649] коллективного бессознательного, каковое не может быть локализовано, поскольку оно либо проявляется полностью в каждом индивидууме, либо повсеместно одинаково. То, что происходит в коллективном бессознательном, не поддается четкому определению: нельзя утверждать, что сходные процессы протекают или не протекают в других индивидуумах, организмах, объектах или ситуациях. Например, когда сознанию Сведенборга[650] привиделся пожар в Стокгольме, в городе и вправду бушевал пожар[651]. Но эти два события никак не были связаны между собой. Мне вовсе не хочется делать вид, будто и в данном случае мы вправе рассуждать об архетипической связи. Отмечу лишь, что биография Сведенборга отчасти объясняет это его странное психическое состояние. Придется допустить, что имело место понижение порога сознательности и открылся доступ к «абсолютному знанию». В каком-то смысле стокгольмский пожар пылал в самом Сведенборге. Для бессознательной психики пространство и время относительны, то есть знание попадает в пространственно-временной континуум, где пространство уже не пространство, а время уже не время. Следовательно, если бессознательное развивается или получает некоторое преимущество перед сознанием, возникает возможность восприятия (или «узнавания») параллельных событий.

[903] Немалый недостаток моей астрологической статистики в сравнении с работой Райна заключается в том, что мой эксперимент проводился с одним испытуемым, то есть со мною. Я не привлекал множество испытуемых; мой (и только мой!) интерес оживляло разнообразие материала. Поэтому я был в положении того субъекта, который сначала полон энтузиазма, но потом привыкает к эксперименту и начинает скучать, как и в случае с экспериментами по ЭСВ. Поэтому результаты ухудшались с каждым новым испытанием, но в моем случае это способствовало появлению нового материала, ведь большие числа только размывали «благоприятный» первоначальный результат. А мой последний опыт показал, что изменение исходного порядка и произвольное деление гороскопов на группы порождает, как можно было ожидать, иную картину, пусть и не слишком ясную.

[904] Получается, что правила Райна можно рекомендовать к применению везде, где (как, например, в медицине) не задействованы большие числа. Интерес и надежды исследователя могут поначалу вызывать синхронистически благоприятные результаты, несмотря на все меры предосторожности. «Чудесами» они будут только для тех, кто не учитывает статистический характер законов природы.

[905] Если, что кажется правдоподобным, «значимое совпадение» или «пересечение» событий нельзя объяснить каузально, то связующим звеном должно быть подобие параллельных событий; иными словами, их tertium comparationis[652] будет смысл. Мы настолько привыкли трактовать обретение смысла как психический процесс или как содержание психики, что нам и в голову не приходит, будто смысл может существовать за пределами психического. Наших знаний о психике нам вполне достаточно для того, чтобы не приписывать ей никаких магических свойств, а уж тем более для того, чтобы наделять магическими качествами сознательный разум. Потому, если опираться на гипотезу, что один и тот же (трансцендентальный) смысл может одновременно проявляться в человеческой психике и во внешнем, независимом событии, мы сразу же вступаем в конфликт с общепринятыми научными и гносеологическими взглядами. Необходимо постоянно помнить о сугубо статистической истинности законов природы и о последствиях применения статистического метода, который отвергает все редкие события; лишь так мы побудим прислушаться к нашей гипотезе. Беда в том, что нам недостает научных способов подтверждения объективности смысла, каковой не является чисто психическим творением. Увы, мы вынуждены делать такое предположение, ведь в противном случае нас ждет возвращение к «магической причинности», когда психике приписывались свойства, выводящие ее далеко за эмпирические границы. Тогда, не желая расставаться с каузальностью, пришлось бы допустить следующее: либо бессознательное Сведенборга вызвало пожар в Стокгольме, либо само объективное событие (пожар) каким-то непостижимым образом породило соответствующую картину в сознании Сведенборга. В обоих случаях, как уже отмечалось, встает не имеющий внятного ответа вопрос о «передаче» мысли. Какой вариант выглядит достовернее, судить, разумеется, субъективному мнению. В выборе между магической причинностью и трансцендентальным смыслом не поможет и традиция, потому что, с одной стороны, вплоть до наших дней первобытное мышление считает синхронистичность магической причинностью, а с другой стороны, философия с середины восемнадцатого столетия предполагает некое тайное соответствие или «смысловую» связь между естественными событиями. Лично я предпочитаю последнюю гипотезу, поскольку она, в отличие от первой, не противоречит эмпирической концепции каузальности и может трактоваться как принцип sui generis[653]. Это побуждает если не исправлять общепринятые принципы естественного объяснения, то, по крайней мере, увеличивать их количество, что требуется обосновать очень вескими причинами. Но я полагаю, что высказанные мною соображения заслуживают тщательного рассмотрения. Психология в конечном счете попросту не может себе позволить не обращать внимание на опыт. Для постижения бессознательного этот опыт крайне важен, не говоря уже о его философской значимости.

C. Предвестники идеи синхронистичности

[906] Принцип каузальности утверждает, что связь между причиной и следствием носит обязательный характер. Принцип синхронистичности гласит, что «значимое совпадение» обусловлено одновременностью и значением. Следовательно, если допустить, что эксперименты по ЭСВ и многочисленные другие наблюдения подтверждают факты, то мы должны сделать вывод, что помимо