Тейлор уже ждет в дверях гостиной.

– Не надо, спасибо, я сама доберусь.

Нет, Ана! Поезжай с Тейлором! Зачем она так?

– Ты со мной по каждому слову будешь спорить?

– А что такого, я уже привыкла? – Безучастно смотрит на меня. Именно поэтому наши договоренности не могли сработать с самого начала. Она просто не создана для подобного, и в глубине души я всегда это понимал. Закрываю глаза.

Какой же я дурак.

Пытаюсь подойти по-другому, прошу ее:

– Пожалуйста, Ана, пусть Тейлор отвезет тебя домой.

– Я подгоню машину, мисс Стил, – тихо и властно заявляет Тейлор и направляется к выходу.

Ана вновь смотрит на меня – огромными печальными глазами. А я не в силах дышать. Просто не верится, что она уходит. Я вижу ее в последний раз. Еще больнее от того, что грустная она из-за меня. Я нерешительно делаю шаг вперед… обниму ее и буду умолять остаться.

Она отстраняется, и теперь мне понятно, что она меня не хочет. Я ее оттолкнул.

Я застываю.

– Не уходи.

– Я не могу остаться. Я знаю, чего хочу, и ты мне этого дать не можешь, а я не могу дать тебе то, что нужно тебе.

Ох, Ана, пожалуйста… позволь мне обнять тебя еще раз. Вдохнуть твой сладкий, сладкий запах. Почувствовать тебя рядом.

Снова делаю шаг к ней, но она жестом меня останавливает.

– Не нужно… пожалуйста. – Ана дрожит, лицо испуганное. – Я не могу так.

Она хватает чемодан, рюкзак и идет в вестибюль. Я беспомощно плетусь за ней, не сводя взгляда с хрупкой фигурки.

Вызываю лифт, по-прежнему не в силах отвести глаз с нежного личика, с этих губ, с темных ресниц, отбрасывающих тени на бледные щеки. Не нахожу слов, тщусь запомнить каждую деталь. Нет ничего – ни остроумных фраз, ни подходящих реплик, ни высокомерных приказов. Ничего… лишь зияющая пустота в груди.

Двери лифта открываются; Ана входит внутрь. Оглядывается на меня, на миг забывает про свою маску, и вот оно – моя боль на ее прекрасном лице.

Нет… Ана. Не уходи.

– Прощай, Кристиан.

– Ана… прощай.

Двери закрываются; ее больше нет.

Я медленно опускаюсь на пол и обхватываю голову руками. Бездна стала еще глубже и болезненнее и вот-вот поглотит меня без остатка.

Грей, что же ты натворил?

Когда я снова поднимаю голову, то невесело улыбаюсь при виде картин на стенах, изображений Мадонн. Идеализация материнства. Все они смотрят на своих младенцев или зловеще таращатся на меня.

И поделом. Ана ушла. Ушла по-настоящему. Самое лучшее, что было у меня в жизни, но понимаю я это только теперь. Хотя говорила, что не уйдет. Обещала не уходить! Я закрываю глаза, чтобы не видеть безжизненных и безжалостных взглядов с картин, и прислоняюсь лбом к стене. Ладно, пусть во сне обещала… а я, как дурак, поверил. В глубине души я всегда понимал, что не гожусь для нее, что она слишком хороша для меня. Все закономерно.

Почему же мне тогда так плохо? Отчего так больно?

Звякает поднявшийся лифт; я заставляю себя открыть глаза – и вдруг задыхаюсь. Она вернулась! Сижу без движения, жду… Распахиваются двери, входит Тейлор и замирает на месте.

Черт. Сколько я тут просидел?

– Мисс Стил дома, мистер Грей, – произносит он, как будто ежедневно разговаривает со мной, сидящим в прострации на полу.

– Как она? – спрашиваю я безучастно, хотя ужасно хочу знать.

– Расстроена, сэр, – отвечает Тейлор. Я киваю, давая понять, что он может уйти. Но он остается.

– Принести вам что-нибудь, сэр? – предлагает он, слишком уж сочувственно на мой вкус.

– Нет.

Уходи. Оставь меня.

– Сэр, – кивает Тейлор и уходит, а я так и сижу на полу.

Как бы мне ни хотелось провести весь день вот так, в отчаянии, – а нельзя. Я жду новостей от Уэлча, и еще нужно позвонить дебильному муженьку Лейлы.

И принять душ. Может, вода смоет муку.

Я встаю, опираясь на огромный деревянный стол, бездумно глажу пальцами изящные узоры на его поверхности. Хорошо бы на этом столе трахнуть мисс Стил. Закрываю глаза, воображая, как она лежит тут в полный рост, запрокинув голову, распахнув губы от желания, и ее роскошные волосы свисают до самого пола. Разумеется, у меня встает.

Дерьмо.

В груди становится еще больнее.

Она ушла, Грей. Привыкай.

Я долгие годы учился самоконтролю и теперь заставляю себя подняться.

Душ обжигает, вода такая горячая, что еле можно терпеть – все как мне нравится. Я жмурюсь под льющимся потоком воды, силясь забыть, надеясь выжечь эту девушку из мыслей обжигающими струями, смыть ее запах с моего тела.

Ушла так ушла, обратной дороги нет.

Никогда.

С мрачной решимостью тру затылок.

Скатертью дорога.

И задыхаюсь от одной только мысли.

Какой уж там скатертью…

Запрокидываю голову под обжигающими струями. Совсем никакой не скатертью – мне будет ее не хватать. Прислоняюсь лбом к кафелю. Ведь еще вчера она стояла здесь со мной. Я разглядываю собственные пальцы, провожу по плиткам там, где вчера она опиралась о стену.

К черту.

Выключаю воду и выхожу из душевой кабинки. Заворачиваюсь по пояс в полотенце; и постепенно осознаю, как все будет дальше: каждый день – темно и пусто, ведь ее больше нет.

Не будет больше шутливых и остроумных писем. Ее комментариев. Ее любопытства.

Яркие голубые глаза больше не посмотрят на меня с еле сдерживаемым весельем… или с испугом… или с желанием. Из зеркала на меня таращится лишь мрачный и хмурый болван.

– Что же ты наделал, идиот? – кривлюсь я в ответ. Отражение саркастически передразнивает мою гримасу. Эта сволочь мне подмигивает, а в огромных серых глазах тоска.

– Ей без тебя лучше. Ты не тот, кто ей нужен. Ты не можешь дать то, что она ищет. Ей нужна слюнявая романтика. Она достойна лучшего, чем ты, придурок конченый.

Отворачиваюсь от зеркала и таращащегося на меня оттуда уродца.

К черту, не буду сегодня бриться.

Вытираюсь полотенцем в гардеробной и достаю из ящика белье и футболку. Поворачиваюсь – и вдруг замечаю на подушке небольшую коробочку. Пол снова уходит у меня из-под ног, подо мной пропасть, зияющая, ждущая меня пропасть; злость сменяется страхом.

Там что-то от нее… Роняю одежду, сделав глубокий вздох, сажусь на кровать и беру в руки коробочку.