— Привет, Эйольта.

Я обернулась и увидела молодого пришельца. Кажется, это был тот коричневый, что тоже был в лодке; в сумерках он казался почти черным. На сей раз на нем не было мешковатого костюма и шлема.

— Привет, — ответила я. Мысль, что я вот так буднично говорю «привет» существу из другого мира и меня это не беспокоит, мелькнула и пропала.

— Скучаешь?

— Мне только что объяснили, что мои крылья — атавизм, — сказала я, снова повернувшись к морю. — И что я никогда не смогу летать.

— А-а… понимаю.

Ага, понимает он. Крылатого может понять только крылатый…

— Послушай! — воскликнула я, озаренная вдруг новой надеждой. — Пусть у меня нет никаких предков со звезд. Но, может быть, где-то есть мир, где летать все-таки можно? Мир с малой силой тяжести.

— Увы, Эйольта. Там, где мала сила тяжести, мала и плотность атмосферы. Я имею в виду, конечно, атмосферы, состав которых пригоден для жизни. Есть, правда, некоторый разброс, но ваша планета фактически на его краю: у вас сила тяжести меньше нашей, а плотность воздуха такая же. Поэтому здесь так много летающих видов, даже вместо собак у вас птицы. На других планетах соотношение тяготения и плотности еще хуже.

— Значит, нигде во всей Вселенной?..

— Нигде. Законы физики везде одинаковы.

— Ясно. — Я снова принялась смотреть на скалы, которые теперь были красными лишь до половины — ниже их уже поглотила тень.

— Знаешь что? — сказал пришелец. — Мы можем полетать прямо сейчас.

Я гневно вскинулась, но тут же поняла, что надо мной не смеются.

— Как это? — спросила я недоуменно.

— На флаере. Я пилот, меня зовут Раджив.

— Это железная птица? — догадалась я.

— Вообще-то она не железная… Ну, неважно. Идем?

— Идем!

Я вскочила, и мы пошли в поселок. До сих пор я не видела флаера, ибо его стоянка была скрыта за домами. Но теперь следом за Радживом вышла на ровную, тоже, наверное, как-то выплавленную площадку, посреди которой стояла чудесная птица пришельцев. Она лежала на брюхе, неожиданно широком и плоском, сложив четыре суставчатые ноги; у нее был каплевидно скругленный прозрачный нос и широко расставленные крылья, словно бы обрезанные на концах. Я потрогала правое крыло — оно было идеально гладким, затем осторожно постучала по нему — звук действительно не походил на тот, который издает металл или дерево. В плавных линиях флаера было какое-то особое притягательное изящество, казалось, он явился на свет в результате чуда, а не был построен в неведомых мне мастерских; в тот момент, однако, я не отдавала себе отчет, чем вызвано подобное впечатление.

Сами собой поднялись слева и справа дверцы кабины.

— Залезай! — скомандовал Раджив, указывая мне на правое кресло.

Сам он занял левое.

Я смотрела во все глаза, как он будет управлять летающей машиной: я ожидала увидеть перед его креслом штурвал, как на корабле, или какие-нибудь рычаги, но ничего этого не было. Просто гладкая серая панель. Раджив пристегнулся и показал мне, как сделать то же самое. Из-за крыльев сидеть пристегнутой было не слишком удобно.

— Ты уже катал когда-нибудь аньйо? — спросила я.

— Вообще-то это запрещено нашими правилами, — беззаботно сообщил пилот. — Мы должны исключить всякую возможность попадания нашей техники в руки низших культур. Но ты ведь не собираешься нападать на меня и угонять флаер, верно? Все равно Валерии отвечать перед Джорджем, так что нарушением больше, нарушением меньше…

По его тону я догадалась, что на самом деле Валерии не грозят существенные неприятности, но все же уточнила:

— «Джордж» — это название вашего правительства?

— Не совсем, — хохотнул Раджи в. — Джордж Райт — это имя нашего командира.

— А где он сам? — Интуитивно я догадывалась, что его нет в поселке.

— На «Дарвине». На нашем корабле.

— Том, что улетел утром? Я, кстати, все хотела спросить — почему он улетел, а вы остались?

— Нет, — улыбнулся пилот, — то, что ты видела утром, — это всего лишь челночная ракета. Служит для доставки людей и грузов с орбиты на планету и обратно. А «Чарльз Дарвин» — наш звездолет, во много раз ее больше. Он слишком велик, чтобы садиться на планеты, и все время находится в космосе. Так что он, можешь не беспокоиться, без нас не улетит. Но вообще-то мы действительно готовимся к отлету. Наша экспедиция здесь завершается, большинство команды уже вернулось на «Дарвин».

— Значит, я вовремя успела.

— Выходит, что так.

— И я сейчас стану первой из всех аньйо, кто поднимется в воздух?

— Именно! Ну, ты готова?

Земля ушла на несколько локтей вниз, но это был еще не взлет; флаер просто распрямил ноги. Одновременно послышалось нарастающее гудение, и я, взглянув направо, увидела, как огромное крыло, которое только что было совершенно твердым на ощупь, вдруг изогнулось и махнуло вверх, потом вниз, почти коснувшись земли. И снова, уже быстрее — вверх-вниз, вверх-вниз… К гудению прибавился новый, свистящий звук, он шел сзади, и в следующий миг неведомая сила вдавила меня в кресло — спинка была мягкой, и все же я охнула. Пейзаж качнулся навстречу, несколько мгновений мы мчались над самой землей, затем внизу мелькнула сетка ограждения, потом, еще ниже, линия прибоя, а потом в кабину вдруг заглянуло рыжее закатное солнце, высунувшееся из-за горизонта, чтобы приветствовать первую аньйо, поднявшуюся в воздух. Мы были уже выше материковых скал.

— Я лечу! Я правда лечу! — вырвалось у меня.

— Да, и это намного удобней, чем на собственных крыльях, — уверенно заявил Раджив. — Не чувствуешь ни холода, ни ветра, ни дождя…

— Так ведь нет дождя!

— Будет, — пообещал он. — Мы слетаем в такие места, где он идет. На хорошей высоте эта птичка делает до семи М, ей нужно чуть больше пяти часов, чтобы облететь всю планету по экватору… Я хочу показать тебе радугу, какую никогда не увидишь с земли.

— Крылья уже не двигаются, — заметила я, глядя наружу сквозь прозрачную стенку.

— Да, маховый режим чаще всего используется для вертикального взлета и посадки. Теперь мы идем на реактивной тяге.

Горизонт вдруг начал заваливаться вправо; я поняла, что на самом деле накренился флаер, но совершенно этого не почувствовала: инерция меня прижимала к креслу так, словно оно стояло на земле. Закончив левый разворот, мы очутились над скалистыми горами; озаренные закатом, они казались разметавшимся пламенем окаменевшего пожара. Сперва я увидела с высоты всю панораму, а затем Раджив снизился и промчался над изломанными вершинами так низко, что у меня захватило дух. В нижней точке он даже проскочил между каменными столбами.