ибо он занимал должность эдила и был совершенно лысым. Поднявшись со своего места и выйдя на середину, он произнес: „Этот человек, конечно же, без труда опознает меня, если действительно видел“. После того как мы одобрили это предложение, был введен осведомитель, который, несмотря на то, что Бебий находился рядом, долгое время глядел по сторонам в поисках того, кого он должен был опознать, и молчал. Наконец, едва заметным кивком его направили в нужную сторону, и он указал на Бебия Марцеллина. Так Марцеллин был осужден из-за любопытного взгляда одного лысого человека и был выведен из здания сената, оплакивая свою судьбу. Пройдя через форум, он отказался идти дальше, но прямо здесь простился со своими детьми, которых было четверо, и произнес в высшей степени трогательные слова: „Одно только печалит меня, дети мои, — сказал он, — то, что я покидаю вас“. Затем ему отрубили голову, прежде чем Север узнал о вынесенном ему приговоре» [Дион Кассий. Римская история. 77, 8–9].

Получается, что к этому деле Септимий вообще не имел отношения и даже не знал о нём. Сенат сам казнил своего члена, то ли, с перепугу, то ли, кто-то сводил счёты. И Дион делает намёк, сообщая, что в смерти Бебия Марцеллина был каким-то образом замешан Поллиен Себенн, бывший легат при проконсуле Азии, предшественник там Марцеллина, а теперь легат-пропретор Норика (205–206 гг.) и племянник очень уважаемого Септимием сенатора Тиберия Поллиена Ауспекса. Дион пишет, что именно он допустил обвинение Марцеллина.

Так вот, в 206 году он был обвинён нориками в том, что обходился с ними очень сурово и всячески унижал их. Возможно, поэтому он был снят с должности. Новый легат Норика Публий Катий Сабин (206–208 гг.) выдал Себенна норикам головой. Несомненно, это произошло с одобрения императора.

Себенн в это время находился в Риме и Дион рассказывает, что видел лично, как осуждённый сенатор распростёрся ниц на земле в Курии и умолял Сенат не выдавать его. Пришлось старику Ауспексу идти и ходатайствовать за племянника. Это помогло.

Поллиен Ауспекс, по словам Диона, был весьма красноречив и желчен. «Передают множество его едких и остроумных изречений как по поводу разных людей, так и обращенных к самому Северу. Одно из них следующее. Когда император был записан в род Марка, Ауспекс сказал: „Поздравляю тебя, Цезарь, с тем, что ты обрел отца“, как будто он до этого времени не знал отца в силу своего темного происхождения» [Дион Кассий. Римская история. 77,9].

Но Север всё прощал Ауспексу. Несомненно, они были друзьями. Теперь Ауспекс спас племянника, который, несомненно, заслуживал наказания как перед нориками, так и за Бебия Марцеллина.

В это относительно спокойное время, редкое для Римской империи, жителям Италии запомнилась история с шайкой разбойников некоего Буллы.

Этот Булла был италиком по происхождению и родом откуда-то из Кампании, Лукании или Бруттия. Он, несомненно, был талантливым авантюристом, очевидно, простолюдином, который никак не мог найти применения своим талантам. Социальных лифтов империи Севера для Буллы явно не хватало.

Поэтому, он собрал шайку разбойников числом почти в 600 человек и начал грабить путников и обозы на Аппиевой дороге из Рима в Брундизий. Он имел сведения обо всех, кто покидал Рим, и кто прибывал в Брундизий, кто и в каком числе там находится и кто сколько с собой имеет. Большую часть людей он, обобрав, тут же отпускал, а вот ремесленников (или людей творческих профессий) удерживал на некоторое время и затем, воспользовавшись их мастерством, отправлял назад с подарками.

В общем, Булла представлял собой типаж благородного разбойника типа Дубровского или Котовского. С последним его сближает умение мастерски перевоплощаться и завязывать нужные знакомства. Дион пишет, что Булла, «хотя за ним гонялось множество людей и сам Север ревностно его разыскивал, он так и оставался неузнанным, даже когда его узнавали, ненайденным, — когда его находили, несхваченным, — когда его захватывали, — и все это благодаря его щедрым взяткам и изворотливости» [Дион Кассий. Римская история. 77, 10].

Булла был дерзок. Однажды власти захватили двоих его сообщников и приговорили к растерзанию зверями на арене. Булла лично пришёл в Рим и, блестяще сыграв роль магистрата своей области, убедил тюремщиков передать ему преступников, видимо, для наказания на родине.

В другой раз, узнав о направлении против него центурии воинов, Булла сам пришёл к центуриону под видом доносчика и сумел убедить простоватого вояку принять его план разгрома «Феликса» — такое прозвище Булла взял себе, очевидно, по аналогии с Суллой Феликсом. Он повёл центурию в лес, завёл в лощину, поросшую густым кустарником, там её уже поджидала засада, в каковую центурия и угодила. Солдаты попали в плен, а центуриону Булла, одевшись в тогу-претексту и взойдя на трибунал, приказал обрить половину головы и отпустил бедолагу со словами: «Передай своим господам, пусть они кормят своих рабов, чтобы те не обращались к разбою». Действительно, в шайке Буллы было очень много императорских вольноотпущенников и беглых рабов, а возможно, и бывшие преторианцы из числа распущенных Септимием.

Никаким социальным движением, однако, шайка Буллы не была. Она никак не разрасталась и не ставила перед собой никаких общественных целей. Заинтересовала она римлян лишь ярким характером её предводителя.

Да и никаким «Робин Гудом» Булла отнюдь не был. Надпись, найденная в нескольких километрах от Рима, рассказывает, что в начале третьего века один школьный учитель, по имени Юлий Тимофей, 28 лет, человек очень уважаемый в Риме, отправившись совершить загородную прогулку, попал в засаду и был вместе с семьей и своими учениками убит злодеями. Вполне возможно, что это было делом рук разбойников Буллы.

Булла и его «лесные братья» успешно куролесили целых два года (206–207 гг.). Септимий узнал о шайке Буллы только в конце 207 года. Император был разъярён до крайности. Он высказался предельно ясно. В то время как в далёкой Британии его полководцы успешно громят самые дикие народы Европы, прямо у ворот Рима сам император никак не может справиться с шайкой разбойников.

Септимий отправил против Буллы свою личную конную гвардию — equites singulares Augusti под командованием их трибуна. Трибун получил строжайший приказ привезти Буллу живым.

Гвардеец доказал, что не зря ест свой хлеб с маслом. Вместо того, чтобы тупо гоняться за разбойниками по лесам и горам, он расквартировал свою часть в ближайшем к зоне действий банды городе и произвёл тщательное расследование. И вот трибун узнал, что Булла кое в чём ничем не отличается от остальных граждан и неграждан империи. Он влюблён в одну замужнюю женщину и по ночам