Эта самоуправная картинная галерея под открытым небом протянулась вдоль Москвы-реки на добрых сто метров, со своими художниками, публикой, экзотикой и контрастами. Тут найдется любая живопись: от гениальной и сложной, до лубочной или простецкой. Любой стиль – от классики до самого крутого и продвинутого авангарда. Тут начинающие гении соседствуют с маститыми членами Союза художников. Тут галерейщики со всех концов страны, закупают работы, тут прогуливаются и приобретают картины послы и сотрудники иностранных компаний, депутаты и звезды эстрады, и кино, туристы, спортсмены, пенсионеры. Для кого-то эта выставка, перевидавшая людей всех уровней достатка и положения, становится ликбезом, первыми шагами в мир искусства, кто-то проводит для желающих искусствоведческие экскурсы. Многие просто приходят подышать этим воздухом, окунуться в иную атмосферу, отдохнуть душой. Другие приходят, чтобы оценить картину или продать знающему человеку.

Стенд Павла Белявского находился почти в центре Вернисажа. Большую часть его экспозиции занимали иконы. Большие, маленькие, с окладами и без, реставрированные и «новодел», и было понятно, почему продавец обратился именно к нему. После передачи ему денег, человек Антона быстро уехал, а машина с тремя операми стояла среди других машин, в двадцати метрах от художника. Группа захвата расположилась чуть дальше: почти новая бежевая «Нива» и чёрная «Волга». Получив от бригадира «позывной» и инструктаж, Шелестов с друзьями ждали продавца.

Ровно в десять утра, прямо напротив выставки Павла остановилось такси. Из задней двери выбрался парень, лет двадцати, блондин, одетый в длинное чёрное пальто и красное кашне, в руках которого была модная полиэтиленовая сумка с изображением красивой девушки. Захлопнув дверь, он огляделся по сторонам и подошёл к художнику.

Зашипела рация.

– «Коломна-4», приём, – поднёс ко рту Гудков.

– На связи «Коломна-4».

– Парень, высокий, светлые волосы, длинное чёрное пальто, красный шарф, принимайте.

– Принято! Объект «Красный».

Разговор между Белявским и парнем занял не более пяти минут. После переговоров, полиэтиленовая сумка перекочевала из рук парня в руки Павла, а пакет с деньгами скользнул во внутренний карман «Красного». Пожав друг другу руки, они расстались. Павел вернулся к своим иконам, а продавец быстро сел в поджидавшее его такси. Газанув, такси поехало вдоль «Вернисажа», в сторону Большого каменного моста. Сразу же за ними, устремилось не приметное светлое «Жигули», с заляпанными грязью номерами.

Торопиться было некуда, поэтому Шелестов, Гудков и Шишкин мягко двинулись следом.

Покружив по Центру, нужное такси устремилось в сторону проспекта Мира.

У Рижского вокзала такси сделало разворот к рынку, проскочив в самый конец, с трудом пристроилось на стоянке. Парень вышел из машины, оглянулся, прошёл ко входу на рынок, потом нагнулся, сделав вид, что отряхивает брючину, ещё раз внимательно осмотрелся. Выпрямился и пошел гулять по выставке – продаже под открытым мартовским небом, плодов индивидуальной трудовой деятельности советско – китайско – вьетнамского народов. Штаны и рубашки, леденцы и мороженое, наклейки и значки, зимние шапки, детское бельё, майки с надписями на иностранном языке, трусы, съедобная вата, бижутерия, игрушки, хрустящие трубочки с кремом… Огромный выбор. Продавцы – мужчины слегка выпив, задорно кричат, смеются, уговаривают друг друга. Забавно, весело, свободно. Никто не ругается и не жалуется на жизнь. Повсюду музыка. Хочешь – покупай товар, а хочешь – не покупай. Дело твоё.

Шишкин остался за рулём, а Антон и Гудков, выскочив из «Жигулей» Татьяны, старались держаться от «Красного» подальше, но, не теряя его из вида. Шелестов знал, что его клиента «ведут» плотно, но, сколько не осматривался, сотрудников «наружки» вычислить так и не смог!

Парень явно кого-то искал. Он подходил только к пожилым продавцам, торговавшим только зимними кожаными куртками. Пощупав висящий на стенде товар, безразлично спрашивал:

– Почём?

Выслушав ответ, шёл дальше.

Следующими на его пути оказались самодельные деревянные стеллажи с какими-то стрёмными мужскими куртками с оборкой из меха какого-нибудь малоизвестного вьетнамского тушкана, переболевшего стригучим лишаем, и дубленки, которые были настолько криво пошиты, что люди, осмелившиеся померить эти изделия самопального «вьетнамлегпрома», казались больными детским церебральным параличом. Пара косоглазых братьев активно зазывала народ померить этот товар противным козлиным голосом со словами: «Давай, меляй!».

У палатки с надписью «ЧИСЫ» и китайскими иероглифами «Красный» задержался, внимательно разглядывая импровизированную витрину китайского продавца.

Одетый в новый армейский овчинный полушубок, шапку – ушанку со звездой и валенки, невысокий молодой китаец во всю расхваливал свой товар, нанизанный на верёвку, как баранки.

– Ни нада самниваца, всио осинь харасо! Чжан ни када ни обманит! – светился китаец.

Наручные часы были всех известных марок и цветов, мужские и женские. Даже за спиной продавца, на стене, висело пять комнатных настенных часов с кукушкой, китайского производства.

Антон и Боря осторожно приблизились к этой палатке с разных сторон, старательно изображая покупателей.

Внезапно в метрах десяти от них, резко затормозила «БМВ – 316», болотного цвета, с тонированными стёклами. Из машины выбрались два кавказца в длинных чёрных кожаных пальто, закрыли двери и, скользя по снегу одинаковыми чёрными лакированными ботинками, направились к палатке.

Наконец, парень решился и обратился к китайцу, предварительно ткнув пальцем в одни из часов:

– Сколько стоит?

– Песя! – продавец расплылся в плутовской улыбке.

– Сколько?

– Псят!

– Чё, нормально сказать не можешь, узкоглазый!

– Сё? Нихоцица пакупаца – уходи! Не закрываца мой товар, иди – иди!

Тут, как раз, к китайскому прилавку подошли джигиты.

– Эээ, ара, дарагой, я у тыбя вчыра чисы купыл, да! Помнишь меня? – он протянул в окошко палатки наручные часы, держа их за металлический браслет.

Продавец отрицательно и весело затряс головой.

– Эээ! Ти сказаль, что они воду в сыбя не впускают, я руки помыл, а они как дурышлаг стали! Ара, зачем так продавать, а? Зачем людэй обманывать, а? – джигит начинал злиться.

«Красный», уступивший место у палатки двум кавказцам и собравшийся было идти дальше, остановился и заинтересованно стал прислушиваться к китайско – персидскому рыночному конфликту.

– Циво нада? Иди – иди! – китаец вдруг сделал страшные глаза и упёрся кулаками в бока.

– Какой – такой «циво нада», ара? Я дэнги платиль? Платиль. Чисы твой покупаль? Покупаль! Чисы в дырках? В дырках! Вода залил? Залил! Давай мой дэнги взад, ара!

– Цивооооо? Каки деньги? Ухади, миня другой клиент ецть.

– Ти, ишак, ара! Ми тибя счас убывать будэм, да!

Джигит резко просунул руки в окошко и хотел схватить продавца за борт полушубка, но тот ловко увернулся, отскочив в угол палатки.

– Эээ! Уходи! А то мой кунг – фу больно – больно делать будет фсем! – китаец сложными и профессиональными движениями продемонстрировал несколько «кат», а по его довольному лицу можно было заметить, что ему приятно выступать перед зрителями.

– Ти, сукин кот! – разозлился второй кавказец. – Я тыбе щас яйца атрежу, да! -Достав из кармана выкидной нож он рванулся к двери палатки, рывком её открыл и бросился на продавца. Но славный почитатель «Шао – линя»91 прервал атаку противника резким ударом ноги в грудь, от которого нападавший вылетел из палатки в два раза быстрее, чем вбежал.

– Эээ! – закричал первый джигит, – Хачика убивают, да!

– Ара, – просипел поверженный джигит, сидя на снегу и держась за грудь. – Ми таких ишаков с маими братьями с рынка, сейчас рэзать будем, да! – и закашлялся.

Первый джигит, отбежав от палатки метров на десять, что-то начал кричать на своём гортанном языке, обращаясь в основном к продавцам одежды, где находилось большинство его соплеменников. Конфликт медленно, но верно набирал обороты.

Буквально, через несколько минут, палатка уже было окружена кавказцами, в руках у которых были куски арматуры, ножи и бейсбольные биты, и которые уже были готовы идти на штурм китайца. Теперь с детства любимая Антоном картинка художника Алексея Саврасова «Грачи прилетели»92, приобрела несколько иной и довольно зловещий смысл. Носатая и громко голдящая стая готовилась начать штурм палатки противника.

– Ну, чо ишак узкоглазый? – сказал самый толстый из подоспевших джигитов. – Сейчас убивать тебя будем!

Китаец не стал ждать