– Я молюсь, чтобы у твоего брата было больше здравого смысла, чем у тебя. – Это был Абу Нувас, связанный и очень сердитый. Али велел привести его, но, как он подозревал, попытки узнать, что его отец будет делать дальше, будут тщетны. – Ты наглый дурак. Тебе следовало самому пойти к отцу, а не оглашать обвинения. Это не путь нашего народа.

– Я бы сказал, что многие Гезири с тобой не согласны, – возразил Али. – Как и большинство стражников.

Абу Нувас фыркнул.

– Ты предложил удвоить им жалованье. На твоем месте, принц Ализейд, я бы избегал такой патетики.

– Мой отец ошибся, когда решил оставить свою армию голодать, а не заставить богатых платить свою долю.

Али беспокойно забарабанил пальцами по столу. Делать было нечего, кроме как ждать ответа из дворца, а между тем каждая минута тянулась как час.

«Тебе должно понравиться», – мрачно подумал он. Существует большая вероятность, что эти минуты будут последними. Он расхаживал перед широким окном, обдумывая варианты. Должно быть, около полуночи.

Пара мух лениво пролетела мимо его лица. Али отмахнулся от них, но его внимание привлекло какое-то движение за окном и нарастающее жужжание. Он подошел к подоконнику.

К нему присоединился Любайд.

– Что это?

Али не ответил. Он был так же удивлен, как и его друг. То, что казалось сотнями, а может быть, и тысячами мух, роилось над озером, жужжа, когда они поднимались все выше в воздух, стремительно двигаясь к городу.

Еще несколько влетели в окно. Любайд поймал одну в кулак и крепко сжал, чтобы оглушить муху. Она упала на каменный подоконник.

– Похоже на песчаную муху, как у нас дома. – Любайд ткнул в нее пальцем, и муха рассыпалась в пепел. – Заколдованная песчаная муха?

Али нахмурился, проводя пальцем по останкам.

– Кому придет в голову вызывать огромный рой песчаных мух?

Это была какая-то странная традиция Навасатема, о которой он не знал? Он высунулся из окна, чтобы посмотреть, как последние мухи пролетают мимо озера и попадают в город.

Затем он замер. Скрытое подергивающейся массой мух над головой, начало двигаться что-то еще, не имеющее к этому никакого отношения. Али открыл рот, чтобы крикнуть.

В его голове ожило чье-то присутствие.

Он упал на колени, задыхаясь, мир стал серым. Он схватился за голову и закричал от боли, когда пот выступил на его теле. Крик, который не был криком, срочное предупреждение на языке без слов, шипел в его голове, побуждая его бежать, плыть, бежать.

Он исчез так же быстро, как и появился. Любайд держал его, звал по имени, когда он оперся на подоконник.

– Что случилось? – потребовал он, тряся Али за плечо. – Брат, поговори со мной!

Внезапно все мухи в комнате упали замертво, и вокруг них посыпался пепел. Али едва заметил это, его взгляд был прикован к окну.

Озеро двигалось. Мертвая вода дрожала, стряхивая с себя неподвижность, когда озеро танцевало, маленькие волны и течения играли на его поверхности. Али моргнул, убежденный, что его глаза сыграли с ним злую шутку.

– Али, скажи что-нибудь!

– Озеро, – прошептал он. – Они вернулись.

– Кто вернулся? Что с тобой… – Любайд умолк. – Что это, во имя всего святого? – закричал он.

Вода поднималась.

Она поднялась с земли волнообразной массой черной жидкости, которая потянулась от берега, оставляя за собой грязное ложе из зазубренных трещин и остовов древних затонувших судов. Она поднималась все выше и выше, загораживая звезды и горы, возвышающиеся над городом.

Сформировался грубый контур головы рептилии, ее рот открылся, чтобы показать блестящие клыки. Последовавший за этим рев потряс Али до костей, заглушив встревоженные крики часовых внизу.

Он был слишком потрясен, чтобы сделать что-либо, кроме как уставиться в неверии на полную невозможность перед ним.

Они превратили реку Гозан в зверя, змею размером с гору, которая поднялась, чтобы выть на луну. Казалось бы, нелепая история от ныне покойного Афшина и девушки, которая объявила себя дочерью Манижи, пронеслась в голове Али, когда озерный зверь завыл в небе.

А затем он резко повернулся, его ужасающее лицо было направлено прямо на Цитадель.

– Беги! – закричал Любайд, поднимая его на ноги. – Делай ноги!

Раздался сильный треск, и пол под ним прогнулся. Комната закружилась, и Али кувыркнулся в воздухе.

Он с силой ударился о противоположную стену, воздух вышибло из его легких. Он уловил мерцание в окне, черная вода устремилась вверх…

А потом Али провалился в темноту.

Нари уставилась на стражников.

– У меня отличная память на лица, – предупредила она. – Будьте уверены, я не забуду ваши.

Один из мужчин хихикнул.

– Удачи тебе выбраться из этих оков.

Кипя от злости, Нари снова принялась расхаживать по низкому каменному парапету. Ее и все еще лежащего без сознания Каве э-Прамуха отволокли во дворец и поместили в шатре высоко на стене, выходящей на озеро, где они ждали короля. Это было то же самое место, где она когда-то смотрела на звезды с Али, хотя не было и намека на прекрасную мебель и роскошный пир, который она помнила. Вместо этого они остались наедине с четырьмя воинами Гезири, ощетинившимися оружием, воинами, чьи глаза все еще не отрывались от нее.

Она остановилась на краю, глядя поверх далекой смертоносной воды, пытаясь сдвинуть железные наручники ниже, морщась от ожога. Но гораздо хуже боли было чувство беспомощности. Они с Каве были здесь, казалось, несколько часов, пока небо не стало чернильно-черным. А Джамшида забрали бог знает куда.

Ее внимание привлекло спокойное озеро. Если бы оно не было проклято, она, возможно, поддалась бы искушению вырваться на свободу. Это было бы долгое падение, которое, вероятно, сломало бы кость или две, но она была Нахидой. Она всегда могла исцелиться.

Но оно проклято и разорвет тебя на тысячу кусков. Разочарованная, Нари повернулась, борясь с желанием что-нибудь сжечь.

Выражение ее лица, должно быть, было яснее ясного.

– Осторожнее, огнепоклонница, – предупредил один из стражников. – Поверь мне, никто из нас не терпит подстилку Бича.

Нари выпрямилась, как стрела.

– Назовешь меня так еще раз, и я убью тебя до рассвета.

Он мгновенно двинулся вперед, его рука опустилась на рукоять зульфикара, прежде чем один из его товарищей прошипел предупреждение на гезирийском, потянув его назад.

– Бану Нахида? – Голос Каве был еле слышен с того места, где он лежал, прислонившись к стене.