на высоком шатком утесе и обнаружил, что в клетке сидит местный стервятник с ярким оперением, которого колдун на досуге решил приручить. Эуворан вернулся в Лойте несолоно хлебавши, грубовато отвергнув предложение колдуна показать царю особые приемы соколиной охоты, которым обучил стервятника. В столице Эуворан задержался не дольше, чем требовалось для того, чтобы загрузить на борт пятьдесят кувшинов арака местного разлива, лучшего в восточных землях.

Обогнув южные скалы и мысы, где море ревело в пещерах глубиной в милю, корабли Эуворана миновали Сотар и направились к Тоску, жители которого больше походили на обезьян и лемуров, чем на людей. Эуворан пытался расспросить их о птице газолбе, но в ответ получил невнятное обезьянье бормотание. Поэтому царь велел своим ратникам поймать нескольких дикарей и за их неучтивость распять на деревьях какао. С утра до вечера ратники преследовали проворных аборигенов среди деревьев и валунов, которыми изобиловал остров, но так ни одного и не поймали. Царь утешился, распяв самих ратников, посмевших не исполнить его приказ, и отплыл к семи атоллам Юматот, где жили в основном каннибалы. За атоллами, дальше которых корабли из Устайма, державшие путь на восток, обычно не заплывали, флотилия царя Эуворана вошла в Илозианское море и по очереди принялась приставать к полумифическим берегам, нанесенным только на карту истории.

Описывать в подробностях плавание, в котором Эуворан и его капитаны неизменно держали курс к истокам зари, довольно утомительно. Разнообразны и неисчислимы были удивительные чудеса, которые встретились им на архипелагах за атоллами Юматот; и нигде не нашли они даже перышка, подобного оперению птицы газолбы, а странные жители островов ничего о ней не слышали.

И все же царю не раз довелось наблюдать стаи неизвестных птиц с огненным оперением, пролетавшие над галерами, когда те петляли между островками, не нанесенными на карту. Царь упражнялся в стрельбе из лука на лорикетах, лирохвостах и олушах, с духовой трубкой выслеживал желтохохлых какаду, преследовал на безлюдных берегах дронта и динорниса. А однажды с высоких голых скал флотилию атаковали могучие грифоны, гнездившиеся на вершинах, и крылья их сияли, словно оперенная медь под солнцем в зените, издавая громкий лязг, как от сотрясаемых в бою щитов. С большим трудом свирепых и упрямых грифонов отогнали камнями, выпущенными из катапульт.

Корабли все дальше продвигались на восток, и повсюду птиц было в изобилии. И вот на закате, в четвертую луну после отплытия из Арамоама, галеры подошли к безымянному острову, чьи утесы из черного голого базальта на милю возвышались над морем, и оно ревело у их подножия, а над крутыми обрывами не слышно было птичьих криков и не видно птичьих крыл. Венчали скалы корявые кипарисы, каким место на продуваемом всеми ветрами кладбище; остров угрюмо встречал последние лучи вечерней зари, словно пропитываясь темной запекшейся кровью. Высоко в скалах виднелись странные карнизы с колоннами, напоминавшие жилища забытых троглодитов, но, очевидно, неприступные для людей; пещеры эти, которыми был изрыт весь остров на лиги вокруг, выглядели необитаемыми. Эуворан велел своим капитанам бросить якорь, чтобы назавтра поискать место для стоянки, ибо в стремлении вернуть газолбу не собирался пропускать ни одного острова в открытом море.

Безлунная тьма быстро опустилась на море, и скоро от галер во тьме остались только кормовые фонари. Эуворан ужинал в своей каюте, заедая золотистый арак с острова Сотар манговым желе и мясом фламинго. Кроме вахтенных, остальные матросы и ратники тоже трапезничали, а гребцы ели свой инжир и чечевицу на весельных палубах. Внезапно раздались и тут же смолкли крики вахтенных, и громадные галеры закачались и осели в воде, точно придавленные огромной тяжестью. Никто не понял, что случилось, на галерах поднялся переполох, а некоторые матросы решили, что на флотилию напали пираты. Те, кто выглядывал из иллюминаторов и портов, успели заметить, как фонари соседних галер внезапно погасли, тьма, подобно низко висящим тучам, забурлила и мириады омерзительных черных тварей размером с людей, но крылатых, как упыри, вцепились в расставленные весла. А те, кто осмелился приблизиться к открытым люкам, обнаружили, что такие же твари облепили палубы, такелаж и мачты. Вероятно, они вели ночной образ жизни и, подобно летучим мышам, обитали на острове в пещерах.

Затем, будто в кошмарном сне, чудища ринулись на люки и порты, своими жуткими когтями царапая тех, кто пытался защищаться. Крылья мешали им втиснуться в порты, и поначалу тварей удавалось отгонять при помощи копий и стрел, но густеющая черная масса напирала снова и снова, издавая слабый мышиный писк. Вне всяких сомнений, то были и впрямь упыри, ибо, свалив человека с ног, они дружно, сколько хватало места, присасывались к нему и выкачивали из несчастного всю кровь, оставляя кожу да кости. Наполовину открытые верхние весельные палубы были захвачены сразу, а их команды поглотило клубящееся месиво; гребцы с нижних палуб вопили, что вода заливает весельные порты, ибо под тяжестью упырей галеры погружались в воду все ниже и ниже.

До самого утра люди Эуворана, сменяя друг друга, сражались с упырями у портов и люков. Многих упыри утащили и досуха высосали на глазах у товарищей; казалось, что оружие на них не действует, хотя из их ран струилась человеческая кровь, которой твари успели насытиться. Они напирали, пока биремы не шли ко дну, а гребцы на нижних палубах трирем и квадрирем не захлебывались морской водой.

Царь Эуворан был разгневан суматохой, прервавшей его ужин, и, когда золотистый арак расплескался, а блюдо с деликатесным мясом опрокинулось на пол из-за сильной качки, он решил, вооружившись до зубов, задать негодникам трепку, но не успел распахнуть дверь каюты, как что-то тихо и грозно забилось в иллюминаторы позади него. Женщины завизжали, а шуты завопили от ужаса. В свете лампы царь увидел жуткую морду с ноздрями и зубами летучей мыши, которая протиснулась внутрь. Царь вытолкнул морду обратно и потом до самого рассвета сражался с упырями оружием, которым намеревался убить газолбу; капитан галеры, ужинавший вместе с ним, защищал другой иллюминатор, орудуя клеймором, а два евнуха с ятаганами обороняли остальные. Защите благоприятствовала малочисленность иллюминаторов, а также то, что крылатые твари все равно не могли в них протиснуться. Наконец после беспросветных и утомительных часов сражения тьма начала редеть, сменяясь хмурым полумраком, и упыри черной тучей взмыли в воздух, возвращаясь в свои скальные пещеры на безымянном острове.

Тяжело было на сердце у царя, когда он увидел, какой ущерб нанесло ночное побоище его кораблям, ибо из пятнадцати галер семь затонули, утащенные на дно ордами упырей. Палубы оставшихся