Нет ничего хуже страха, так как он способствует возникновению паники. Как я убедился, в радиусе пятидесяти километров вокруг царил хаос. Если бы до нашего прибытия около Шведта появились два или три советских танка, они вошли бы в город без сопротивления.

После разметки оборонительных позиций на плацдарме, которые планировалось соорудить в последующие дни, я собрал 1 февраля всех политических, штатских и военных авторитетов и сказал: «Я слышал, как некоторые из вас ворчат: «Зачем это? Все потеряно. Русские завтра будут здесь». Так вот я хочу вам заявить, что пока на мне лежит ответственность за оборону Шведта, русские не будут здесь ни завтра, ни в какой-либо другой день. Они не войдут сюда никогда! Вы, господа ортсгруппенлейтеры НСДАП,[266]не должны говорить жителям Шведта, чтобы они, схватив лопаты и кирки, шли копать окопы. Нет. Это вы возьмете лопаты и кирки, и покажете пример другим. Подайте также пример, взявшись за винтовки, когда окопы будут готовы. Тогда все последуют вашему примеру, и Шведт останется немецким».

Четыре дня я спешно укреплял плацдарм, собирал мародеров, готовил и формировал из них новые подразделения, получал подкрепление, искал снаряжение, оружие и боеприпасы, в конце концов, постоянно беспокоил вражеские подразделения. На должности командиров новых батальонов я потребовал хороших штабных офицеров из группы армий «Висла». Именно таких мне и прислали.

С помощью майора, командира саперного батальона, я разметил плацдарм на правом берегу Одера. Он имел форму полукруга радиусом примерно в 8 километров, начинался от Одера и тянулся вдоль его притока — Рожицы. На этой линии обороны окопы и пункты сопротивления выдалбливал прибывший из Щецина полк службы занятости рейха, а также мужчины, проживавшие в окрестностях. В середине полукруга я возвел вторую линию укреплений вместе с опорными пунктами, пулеметными гнездами, ходами сообщений и пунктами круговой обороны. Третий полукруг защищал непосредственно город Шведт и населенный пункт Крайник Дольны. Чтобы избежать захвата врасплох, мы заняли несколько деревень, находящихся перед первой линией. От командующего группой армий «Висла» приходили противоречивые и приводящие в состояние остолбенения приказы; я отвечал на них требованием подкрепления и оружия.

Нам не хватало станковых пулеметов. Во Франкфурте-на-Одере мои люди обнаружили большой склад отличных «MG-42» и патроны к ним.

Нехватка артиллерии? Командир нашей роты обеспечения узнал, что в 50 километрах на юго-запад какая-то фабрика производит противотанковые орудия калибром 75 мм. Мы раздобыли их сорок штук и боеприпасы к ним. Маршал Геринг прислал два батальона зенитной артиллерии с орудиями калибром 88 и 105 мм. Шесть из них я приказал установить на грузовиках (мы нашли и грузовики, и топливо), а затем отдал распоряжение продвигать эти подвижные, трудные для обнаружения батареи вдоль двадцатикилометрового фронта и обстреливать противника, чтобы создать впечатление, что ему противостоят силы с грозной артиллерией.

Одер и канал были замерзшими. Командир саперного батальона приказал взорвать лед, что вернуло реке функцию натуральной водной преграды и освободило несколько пароходов. На трех из них я также приказал установить зенитные орудия, дополняя таким образом мою «летучую» артиллерию. Ее действия имели отличные результаты, поэтому в представленном в ОКВ рапорте я предложил применение подобного решения в Берлине, где было множество различных акваторий и водных артерий, но не хватало артиллерии, хотя и не зенитной. Мое предложение осталось без внимания.

Все время я посылал спецподразделения как можно дальше на восток. Проникая в тыл русских на глубину 50–60 километров, они осуществляли смелые акции. Советские дивизионные штабы находились в замешательстве: наши снаряды 105 мм падали почти в пятнадцати километрах позади их позиций, они также получали донесения о достаточно серьезных столкновениях еще дальше в тылу… Они оказались сбиты с толку. Так фашистские части не отступили за Одер, как утверждалось? Может, это предзнаменование немецкого контрнаступления?

Каждое из наших спецподразделений доставляло пленных и информацию, что давало мне возможность организовать последующие вылазки на слабозащищенные объекты.

Я еще добавлю, что с 3 февраля внешнюю линию обороны на севере занял первый из сформированных нами батальонов, а второй разместился на южном фланге. В центре защищались два батальона из Фриденталя. Батальон стрелков-парашютистов, занявший позиции восточнее Хойна, должен был служить своеобразным амортизатором и тормозом, предпринимая действия, направленные на задержку возможной атаки противника. Оборону внутреннего полукруга, или же вторую линию обороны плацдарма, я поручил «Охотничьему подразделению Центр».

Такая тактическая группировка позволила мне усилить позиции самым простым путем и за самое короткое время. Однако, безусловно, я не получил бы этой возможности, если бы не обманул противника вылазками спецподразделений в его глубокий тыл и огнем наших орудий калибром 88 и 105 мм, перемещавшихся на судах и грузовиках.

Плацдарм в Шведте-на-Одере явился малым эпизодом последних деяний второй мировой войны. Однако необходимо отметить, что такая тактическая группировка могла возникнуть только благодаря проработке стратегии, приспособленной к очень ограниченному пространству, которым я располагал. Ведь все являлось импровизацией и было организовано практически в постоянном контакте со значительно более мощным противником.

Данная концепция помогла нам выиграть время, сохранить пространство и организоваться. Посмотрим, как это выглядело:

На восток от Хойна батальон стрелков-парашютистов вскоре получил подкрепление в виде двух батальонов «фолькс-штурма». Первый из них, под командованием местного крейслейтера НСДАП,[267]состоял из жителей Хойна и окрестностей, и это были главным образом крестьяне. В состав второго, отлично оснащенного и вооруженного батальона входили только докеры и рабочие большого порта в Гамбурге, многие из них являлись социалистами и коммунистами еще до 1934–1935 годов. Я не видел более решительных и стойких солдат, чем они.

В первую неделю я также получил подкрепление в виде батальона дивизии «Герман Геринг», сформированного из пилотов без самолетов и курсантов Люфтваффе. Их распределили по другим частям, и через две недели оказалось, что из них получились очень хорошие солдаты. На командные должности в новые подразделения я направил курсантов училища из Шведта, готовившего унтер-офицеров.

Следующим подразделением стал присланный мне ставкой фюрера батальон связи, организовавший непосредственную связь с канцелярией рейха. Наши силы также были усилены кавалерийским эскадроном 8-го полка, батальоном казаков под командованием капитана Краснова, внука славного генерала, а также полком румынских немцев. Должен признать, что люди Краснова оказались мастерами в искусстве «добычи языка» — офицера или унтер-офицера противника, который мог нам что-нибудь сообщить. Информация, получаемая от них, была для нас очень полезной.