Живущий сегодня в Германии мой товарищ и друг Рудель выполнил 2530 боевых вылетов, уничтожил 519 бронированных транспортных средств и потопил в Кронштадте советский тяжелый крейсер «Марат» водоизмещением 23 000 БРТ. Для этого солдата Гитлеру пришлось создать специальную награду: Рыцарский крест к Железному кресту с Золотыми дубовыми листьями, мечами и брильянтами. Несмотря на ранение и категорический запрет Гитлера, Рудель не прекратил летать до 8 мая 1945 года. В тот день вместе с немногочисленными оставшимися в живых пилотами его эскадрильи он решил сдаться в плен ВВС США и приземлился на баварском аэродроме Кицинген; после посадки пилоты уничтожили самолеты. Их отвели в казино аэропорта, а Руделя — в госпиталь, чтобы перевязать кровоточащую культю, затем он также отправился в казино. Когда он вошел, товарищи встали и приветствовали его поднятием руки — это приветствие после 20 июля 1944 года стало обязательным и в вермахте. Переводчик дал знать Руделю, что американский комендант не желает участвовать в подобных манифестациях и приветствие ему не понравилось. Сейчас я приведу цитату из Джона Толэнда, который в своих «Последних 100 днях» пишет:

— Нам приказали так приветствовать друг друга, — ответил Рудель, — а так как мы являемся солдатами, то выполняем приказы, нравится вам это или нет.

После заявления, что немецкий солдат не был побежден противником, имеющим превосходство в живой силе, а только сокрушен огромной массой техники, Рудель добавил:

— Мы совершили посадку здесь, на немецкой земле, так как не хотели оставаться в советской зоне. Сейчас мы являемся военнопленными, и нам не хочется продолжать дискуссию, мы предпочли бы умыться.

Позже американский комендант провел дружескую беседу с полковником. Однако так же, как у меня были украдены часы, подарок дуче, так и у Руделя, пока он спал, исчез золотой Рыцарский крест. А ведь он был изготовлен в единственном экземпляре.

Как шагреневая кожа в одноименном романе О. Бальзака, территория, на которой мы сражались, сжималась каждый день на востоке и западе. 30 марта 1945 года я получил приказ из ОКВ перенести мой штаб в так называемый альпийский редут, где, впрочем, должна была находиться и ставка. По-видимому, там должны были пройти последние сражения второй мировой войны. В ОКВ подтвердили, что «крепость» полностью подготовлена к обороне. Мы с Радлом нашли «на своем месте» горы, ледники, леса и потоки, но там и в помине не было войск или укреплений. Я понял, что еще раз придется импровизировать с начала и до конца! Однако на этот раз мои подразделения были рассеяны, понесли жестокие потери либо оказались полностью уничтожены. С большим трудом мне удалось найти несколько человек, имевших опыт жизни в Альпах. Я постарался, чтобы ко мне откомандировали командира «Охотничьего подразделения Центр» и его 250 человек.

В это время севернее Оломоуца я встретил фельдмаршала Шернера и отдал в его распоряжение 100 человек из «Охотничьего подразделения Восток II». Подразделение под номером I было почти полностью уничтожено под Иновроцлавом. Утром 10 апреля в штабе Шернера мне стало известно, что под угрозой находится и Вена. Остатки «Охотничьего подразделения Юго-Восток» и боевой группы «Дунай» в принципе уже должны были покинуть город и отправиться на защиту альпийского редута. Однако Вена была моим родным городом; вероятно, мои мать, жена и дочь еще находились там, а я мог бы помочь им выбраться из зоны боевых действий. Поэтому после обеда я отправился в Вену вместе с адъютантом, унтерштурмфюрером Галлентом и моим водителем Антоном Гфельчером, сопровождавшим меня еще в Гран-Сассо, а также радиотелеграфистом, откомандированным в мое распоряжение из ОКВ. Я получил от генерала Йодля приказ регулярно информировать Верховное главнокомандование вермахта о положении на Южном фронте, вдоль которого я должен был проехать.

Еще до въезда в Вену через Флориздорфский мост мы оказались свидетелями спектакля, убедившего меня, что это действительно конец. Мы миновали противотанковые заграждения; справа и слева в придорожных канавах лежали раненые. По дороге двигалась колонна, состоящая из шести повозок; на первой сидел толстый сержант, командовавший колонной, а рядом с ним девушка. Мне было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что этот человек занимается переселением: на шести повозках находились мебель и белье. Стараясь сохранять спокойствие, я потребовал от сержанта, чтобы он взял нескольких раненых.

— Это невозможно, — ответил он. — У нас нет места.

События развивались очень быстро. Мы разоружили сержанта и других возниц; я раздал оружие легкораненым, в то время как другие заняли места возниц. Я сказал раненому в плечо сержанту: «Езжайте на запад до ближайшей больницы и по дороге захватите с собой столько раненых, сколько поместится на повозках».

Сержанту, занимавшемуся мебелью, я бросил: «Вы — конченая свинья. Убирайтесь отсюда со своими людьми, а если не хотите воевать, в будущем надо меньше воровать и быть более товарищескими».

Мы въехали в Вену в сгущающихся сумерках, вдалеке слышался орудийный грохот. У нас возник вопрос: где находится фронт? Город казался вымершим, кое-где горели дома. Мы проехали к Штубенрингу, и перед опустевшим министерством обороны сторож сказал мне, что командный пункт перенесли в Хофбург, бывший императорский дворец, находящийся в центре города.

Я спросил, где находятся наши войска? Кто защищает и кто будет защищать Вену? Ответа не последовало. На Шведской площади нам пришлось свернуть. Руины здания, где жил мой брат, мобилизованный в армию, заблокировали дорогу к набережной Дуная. Наконец я добрался до месторасположения «Охотничьего подразделения Юго-Восток».

Остатки подразделения после полудня перебрались на север от Кремса. Боевая группа «Дунай» также эвакуировала центр подготовки в Диана-Баде. Позже я захватил этих солдат с собой по дороге к альпийской крепости.

Дворы бывшего императорского дворца были забиты разнообразной техникой. В подвале дворца какой-то офицер сказал мне, что якобы советские войска ворвались в город, но «были везде отбиты». Кем? Тайна. Я должен был сделать все, что мог, поэтому решил продолжать поездку. Когда мы выехали на окружную дорогу Мацлейндорф, было уже около полночи. Спереди возникла баррикада, и навстречу мне вышли двое венских полицейских в касках и с автоматами.

— Мы защищаем баррикаду, — объяснили они. — Если русские подойдут, мы их окружим, и они сдадутся.

В Вене никогда не теряют чувства юмора, даже он черный или юмор висельника.

По пустым улицам я вернулся в Хофбург, где буквально в течение пяти минут беседовал с подполковником Г. Курцем, адъютантом гаулейтера Бальдура фон Шираха, бывшего руководителя гитлерюгенда. Мой рапорт настроил его очень скептически.

— Получаемая нами информация, — сказал он мне, — доказывает противоположное. По докладам, фронт стабилизовался. Впрочем, идите, побеседуйте с гаулейтером.

В изданных в 1967 году воспоминаниях «Ich glaubte an Hitler»[269]Ширах утверждает, что с 6 апреля он разместил свой штаб «в подвалах Хофбурга».