— Оленем? — удивился Стас.

— Шучу, — буркнул я. — Хорошо, Стас. Я расскажу тебе, что знаю. Пойдём в дом.

Всего я, конечно, Стасу не рассказал — это было бы и долго, и не нужно, и я помнил запрет Томки и опасался. Всё-таки она была уже не совсем Томка, богиня, что ж тут! Эту часть истории я опустил. Но рассказал о Тёмных водах, о том, что цивилизация должна переродиться.

А про Томку я сказал только, что когда-то она должна проснуться.

Стас выслушал меня, ничего не сказал и ушёл. Потом, вечером, мы у костра ели уху всей коммуной и запивали остатками вина. Его у нас оставалось ещё бутылок тридцать. Игорь с Артёмом ходили на охоту и притащили живого оленя. Они отловили несколько подходящих собак в округе, приручили их и теперь ходили с ними на промысел. Этого оленя, как, смеясь, рассказывали они нам, им подарила… Напа — собака, которая была больше похожа на волчицу: дикого зверя в ней выдавали дурной нрав, вой по ночам и особая грация хищника.

— Слышим, возня какая-то — подбегаем, а они повалили его на землю и вот-вот загрызут, — рассказывал Игорь. — Особенно Напа старалась — ну что за прелесть эта псина! Напа, Напочка… — принялся он гладить и чесать зверюгу, тут же подбежавшую, услышав своё имя.

Олень лежал связанный на краю поляны, мы сидели весело, травили шуточки, дети бегали вокруг костра. Детей у нас становилось всё больше — недавно родила Полина, правда, их с Маратом дочь пока не бегала, Алёна снова ходила с пузом, к которому Стас иногда прижимался ухом, чтобы послушать, как он говорил, «пульс наследника».

— А когда мы будем запекать оленину? — спросила Полина.

Марат достал из кармана нож и протянул ей.

— Иди, перережь ему горло, — сказал он то ли в шутку, то ли всерьёз.

— Я? — удивилась Полина, но нож взяла и задумчиво посмотрела на него.

Марат молчал и выжидающе смотрел на неё. Полина повернулась и направилась к оленю, поигрывая ножом в правой руке.

— Помнишь, как я тебя учил? — сказал Марат, и Полина обернулась.

На той стороне поляны я заметил движение и вгляделся в пространство между кустами. Молодая красавица стояла там. Одна грудь её была обнажена, а другая закрыта подобием накидки, которая спадала на бёдра. В правой руке у неё был лук, а левая лежала на небольшом изящном животном, напоминающем оленёнка.

Почему-то я не удивился и не стал привлекать к незнакомке ничьего внимания. Как-то я мгновенно узнал, что делать это не следует. Но взгляд мой был прикован к ней…

В этот момент я почувствовал чьё-то прикосновение сзади. Оглянулся и увидел Люсю, которая с тревогой смотрела на меня.

— Нам показалось, что ты уснул, — сказала она.

— Просто задумался, — ответил я.

В последние месяцы всё чаще происходило вторжение в мою жизнь иной реальности. Меня словно уносило в какие-то неведомые миры, где могло происходить всё, что угодно. Случалось, что просто ни с того, ни с сего вокруг меня появлялись какие-то люди или животные. Они могли быть из разных эпох, из разных стран, а иногда я и просто узнавал в них персонажей мифов, которые активно штудировал уже много месяцев. Иногда они замечали меня и даже вступали в разговор, а бывало, что проходили мимо с отсутствующим видом.

Вот и сейчас я почувствовал наступление этой реальности и понял, что вот-вот водоворот Тёмных вод подхватит и понесёт меня… Вот-вот — вовсе не значит сию минуту, обычно это происходило в течение суток.

Насколько я мог судить, с остальными такого не случалось. Только Сюзанна иногда странно задумывалась, не реагируя на окружающее, а когда приходила в себя, отказывалась рассказывать, что ей привиделось.

Впрочем, со временем я заметил, что начинаю ощущать и мир вокруг Сюзанны. Разница была в том, что свой я видел, слышал, даже ощущал запахи. А мир Сюзанны я улавливал каким-то новым, не существовавшим у меня ранее чувством. Например, я иногда понимал, что она с кем-то разговаривает. Не видел, не слышал, а именно понимал. При этом внешне Сюзанна вела себя совершенно обычно: готовила с Машей обед или читала. Она словно вела две жизни одновременно: одну — видимую для всех и вторую — скрытую, о которой я догадывался, а остальные даже представления не имели.

Я не стал дожидаться печёной оленины и ушёл домой. Ещё до меня ушла Сюзанна, она теперь почти постоянно жила в гроте за рекой, рядом с Томкой. Через час ко мне заявились Стас с Игорем. Оба хмельные, они принесли с собой несколько бутылок вина. У Игоря на плече дремал Ванька. За ними вошли Алёна и слегка накидавшаяся Люся. Люся тут же уложила Ваньку на мою кровать и присоединилась к нам.

— Заканчивается, — сказал Игорь, открывая первую бутылку.

— Ничего, — ответил Стас. — Урожай соберём, поставим новое.

Я понимал, что они пришли ко мне не вина выпить и ждал.

— Вот ты, Гена, говоришь, что мы должны перестать бороться… — начал Игорь.

— Да! — поддакнул Стас. — Давай с этим разберёмся. Я вот помню, как-то мы обсуждали, что боги на нас гневаются и раз за разом уничтожают человечество. Ну Томка ещё рассказывала — какой-то шумерский бог… — он защёлкал пальцами, вспоминая.

— Энлиль, — подсказал я.

— Да! Энлиль! Люди сильно шумят, сказал он, давайте их уничтожим, — Стас начал руками изображать процесс уничтожения.

Потом он посмотрел на меня мутным взглядом:

— А что это значит? Это же алла… алло… аллегория, — с трудом выговорил он.

— Томка считала, что речь идёт о том, что люди, обретя разум, стали создавать вокруг себя индивидуальные ментальные миры, они начали влиять друг на друга и образовался хаос, который в шумерском мифе назван шумом, — сказал я.

— Вот именно! — ткнул в меня пальцем Стас, попытался встать из-за стола и едва не упал.

— Стас, ты лучше сиди, — попросила Алёна.

Он обернулся к ней:

— Алёнушка, спокуха… я всё хорошо соображаю.

Потом он повернулся ко мне:

— Люди создают миры, понимаешь? Люди стали как боги! — он показал пальцем в потолок.

— И что? — спросил я. Мне не нравилось, что Стас так назюзюкался.

— И то! — ответил он. — Отведали плод от дерева познания Добра и Зла!