Рядом с ним возник сэр Гэвин с маленьким барабаном.

– Меня примут в компанию, если сыграю?

– На барабане? – удивился его брат.

– Дело, кажется, нехитрое! – рассмеялся Гэвин.

– Так или иначе, тебе не нужен инструмент, чтобы присоединиться. Достаточно целибата, – сказал Алкей.

Отец Арно поперхнулся вином. Он отхлебнул еще, вытер подбородок и покачал головой.

– Пусть кто-нибудь выберет песню, – распорядился капитан.

– Ваша очередь! – уперся Алкей.

– Может, «Tant Doucement»?

– Это обязательно? – осведомился священник.

– Она тебе не нравится? – спросил Алкей.

– Кто, принцесса? – откликнулся Гэвин. – Мой брат весьма разборчив. Наверное, он отдал свое сердце…

Его пихнули в ребра совсем не по-братски, и он оказался к этому не готов.

– Какого хрена! – вспылил он не по-рыцарски, но очень убедительно по-братски.

– Мой брат хотел сказать, что я был всей душой за духовенство, но там настаивали, что я люблю Бога, а на свете есть вещи, про которые я лгать не могу.

Отец Арно отвернулся.

– Ты злая скотина, – сказал Гэвин, расхохотался и хлопнул брата по спине. Капитан глубоко вздохнул.

– Это правда, – ответил он. – Так оно и есть.

Развернувшись на пятках, он пошел прочь. Священник проводил его взглядом.

– Мы так или иначе не знаем, – сказал Алкей.

Гэвин проследовал за братом в конюшню, поднялся по длинному пандусу на второй этаж, и деревянный пол отозвался гулким эхом его шагов. Брат стоял возле своего коня в почти полной темноте.

– Двухэтажные конюшни бывают только у императоров, – сказал Гэвин.

Тишина.

– Прости, но видишь ли, когда приходится быть сильным, выносливым и командиром в придачу, никто вокруг не разберет, какого дьявола ты печалишься, гневаешься или хрен знает что еще. – Гэвин улыбнулся. – И можно ли мне заметить, что у тебя, какие бы ни одолевали заботы, нет на теле отметины Диких? На мне чешуя. Все время. Мэри увидела ее и… – Гэвин осекся. – Ты меня слушаешь?

Габриэль в темноте простер руки, обнял брата, и они постояли так десяток секунд.

– Она тебе хоть нравится? – спросил Гэвин.

– Нет, – прошептал Габриэль. – Как ты проницательно заметил, мне нравится кое-кто другой. Мне нужно побольше музыки. Спасибо, что пошел за мной.

Утром, когда солнце еще висело над горизонтом, Уилфул Убийца явился на построение первым. Он то и дело пускал ветры, у него была тяжелая голова, и наплясался он вволю, но подготовился – торба коня наполнена кормом, оружие начищено, смазано и зачехлено, а тяжелый зимний плащ скатан позади седла: маршируй куда хочешь.

Через час, когда тревожные колокола так и не прозвонили, он выругался и побрел спать дальше. Бенту, который был рядом, хватило ума не расхохотаться.

Новая неделя принесла перемены – мелкие, но из тех, что предвещают крупные.

До войска снизошла группа портных, которые принялись кроить закупленную на рынке ткань, и все вдруг облачились в одинаковые алые штаны и дублеты и в новенькие сюрко поверх доспехов. Всюду пестрели морейские ленточки – красные, зеленые и белые, нацепленные по комплекту на каждое плечо и вплетенные в конские гривы. Во дворе появились штандарты, изготовленные за пределами дворца. На одном была изображена Святая Катерина с ее колесом страданий, а на других – восьмеричные узлы на красном, белом и зеленом фоне. Разбираясь, кому где стоять у штандартов, войско обнаружило, что в ряды его влилось значительное число галлейских и иберийских наемников, служивших ранее герцогу Андронику.

Сэр Бесканон стал вторым знаменосцем и нес Святую Катерину. Сэру Милусу достался стяг войска – черный, с тремя восьмерками. Войско разделилось на три неравные части; первой, в сотню копейщиков, командовали сэр Йоханнес с четырьмя капралами – сэром Джорджем Брювсом, сэром Фрэнсисом Эткортом, сэром Альфонсом д’Эсте и сэром Гонзаго д’Авия: последние двое были новичками из латиникона. Второй отряд в пятьдесят копейщиков возглавлял сэр Гэвин, а в качестве капралов назначили Ранальда Лаклана и сэра Майкла. Третьим, в который тоже вошло пятьдесят копейщиков, но только на бумаге, а в действительности меньше, командовал Гельфред; капралами были госпожа Элисон и сэр Алкей. Отряд сэра Йоханнеса был белым, сэра Гэвина – красным, а Гельфреда – зеленым. При каждом копье находились тяжеловооруженный ратник, почти не хуже оснащенный оруженосец в седле, мечтающий о ратной службе паж и лучник-другой.

Новичков проклинали, и чуть ли не все, кто был в списках, заявили, что войску никогда не оправиться – мол, слишком много новых лиц с чуждыми взглядами, личной неприязнью, с иными обычаями и языком. От новых лучников не было никакого толку, а новые тяжеловооруженные всадники еле держались в седле. Или так о них говорили.

Набралась и четверка новых женщин: все – истриканки из степей, лучницы, пешие и конные. Они держались особняком и отвергали любые подходы со стороны Дубовой Скамьи и Изюминки. Как и всех остальных. Мужчины, жители степей, их тоже сторонились.

Плохиш Том утешал новобранцев трудом.

Те, кто мучился от похмелья, худо-бедно сносили примерки. Мэг привлекла швей к работе, и если пару раз уткнулась в колени лбом и улыбнулась улыбкой летучей и светлой, то в целом выглядела счастливейшей женщиной – возможно, не настолько, как леди Кайтлин, которая после свадебного завтрака уселась шить штаны с другими опытными мастерицами под руководством прачки Лизы.

Граф Зак привел к воротам внешнего двора триста лошадей, одну – самолично. Он презентовал ее Мегас Дукасу, который с удовольствием принял дар – рослого жеребца, шестнадцать ладоней в холке, угольно-черного. Могучего, но с благородными формами и поразительно умным для боевого коня взглядом.

– Он может быть сволочью, – предупредил Зак и пожал плечами. – Как и я. Твоя Изюминка свободна?

Если перемена темы и удивила Мегас Дукаса, он этого не показал.

– Воистину так, – сказал он.

Граф Зак откашлялся.

– Любовники-то у нее были? – Судя по выражению лица, ему было стыдно спрашивать.

Мегас Дукас позволил себе легчайшую улыбку.

– Не исключено, – признал он.

Граф Зак вздохнул.

– Могу ли я за ней поухаживать?

– А если я скажу «да», ты будешь и дальше приводить лошадей? – спросил Мегас Дукас. Обойдясь без седла, он взгромоздился на своего нового коня и пустил его вскачь.

Через час, по-прежнему бесседельный, он остановился возле Изюминки, которой все еще обметывали штаны портные чрезвычайно строгого вида. Она только что предложила раздеться до булок.

– Элисон? Я продал тебя графу Заку за триста лошадей, – сообщил Мегас Дукас. – Это неплохая сделка – он на тебе женится.