От великана исходила могучая сила, как и от другого, очень похожего на него, который выбрался на поверхность следом. Но Элс все еще не понимал, почему все бросились от них врассыпную.

Наверное, это и были те самые светловолосые чужеземцы, нагнавшие ужас на жителей Брота. Это они убили рыцарей Братства, растерзали сотни кальзирских пиратов и явились в тот дом, когда он оказался в руках у Старкден и Масанта аль-Сейхана. Принципат Донето назвал их одержимыми – живыми мертвецами, слугами Орудий Ночи. Одно из которых только что спасло его, предупредив об опасности.

Последними из подземелья выскочили имперцы. Видно, они очень торопились, но, оказавшись на свету, замерли и начали неуверенно озираться. Прамане уже разбежались. Пинкус Горт и его люди успели укрыться.

Двое одержимых устремились к резервному отряду бротского полка, но вдруг тот, что размахивал бронзовым мечом и иссохшей головой, неожиданно остановился.

Медленно, очень медленно он повернулся и встретился взглядом с Элсом Тейджем. Элс почувствовал, как при виде него иноземец возликовал. Воздев меч и отрубленную голову к небесам, он выкрикнул что-то на незнакомом языке прямо в темную высь.

Из водосточного канала хлынуло облако черного густого тумана. Вот оно уплотнилось, обрело очертания чего-то огромного, зловещего – гарпия из древних мифов, нет, чудовищный богомол. Испуганные браунскнехты последовали примеру праман и бежали.

Создание тем временем приняло уже новую форму, но Элс узнал того самого демона, который так напугал его.

Страшная тень нависла над одержимыми. Вооруженный мечом иноземец, не обращая на нее внимания, кивнул Элсу. Он звал Тейджа.

Зачем?

Чтобы убить. И тем самым уничтожить некое знание, жившее в нем.

Какое знание? Это какая-то нелепица.

Совсем не нелепица; во всяком случае, для одержимого. И для тех, кто его послал. Они не понимают, что если знание уже попало в мир, то это необратимо. Сегодня они узнают.

Элс не слышал голоса в своей голове, – скорее, эти слова просто возникли там, а вместе с ними пришло понимание. Его коснулась сама Ночь.

Гарпия снова обратилась в облако тумана, облако сгустилось и стало высокой белокурой женщиной. Она стояла прямо перед одержимыми, которые, казалось, не понимали, что происходит.

А вот имперские солдаты понимали и не желали верить своим глазам.

По рядам прокатился ропот. До Элса донеслись обрывки слов. Кто-то говорил об ожившей легенде, кто-то – о древней богине из давно позабытых сказаний.

Женщина приняла боевую стойку.

Элс начал спускаться вниз по стене. Солдаты из разных армий шептались и показывали пальцем. Неужели он принял неверное решение?

«Иди направо и догони свой отряд».

Амулет поочередно то жег, то леденил запястье. Кольцо дядюшки Дивино весило уже, казалось, добрую сотню фунтов. Элс двигался перебежками, от укрытия к укрытию, словно загнанная крыса.

Но одержимые не обратили на него внимания, теперь они были заняты другим.

А вот Пинкус Горт и его солдаты заметили Элсов маневр, и ему навстречу двинулось с полдюжины воинов.

– Спасибо, Пинкус, но тебе не следовало этого делать.

– Риска почти никакого, им сейчас не до нас. – Горт ткнул пальцем в направлении одержимых. – Это Похитительница Павших. Изгнанница. Кто бы поверил в такое?

– Действительно, – тихо согласился Элс, обрадовавшись подсказке. – Думаешь, это Арленсуль?

– Похоже на то, – пожал плечами Горт. – Но мне проверять неохота. Давай-ка отложим разговоры на потом, шевели ногами.

Шевелить ногами было трудно, потому что бротских солдат совершенно захватило жуткое зрелище.

– Ты знаешь, что это за мужик с двумя головами? – поинтересовался Пинкус.

– Нет. Может, это один из тех двоих? Из Брота? А что?

– Он вроде как пытался тебя приманить.

– Неужели? Что тут вообще творится? И что с нашим трофеем?

– С Лотарем-то и свитой его? Принципат отправил их в лагерь.

– Неудивительно.

– Да уж.

– Пока мы тут бьемся с неверными, они уже шантажируют Йоханнеса.

– Политика. А сейчас они что творят?

Элс и Горт заняли удобную позицию и теперь наблюдали за разворачивавшейся у стен города сценой.

Рядом с Элсом, напротив Пинкуса, устроился Дивино Бруглиони. Одеяние его промокло, порвалось и покрылось грязью. На лице у принципата застыл ужас.

– Орудие, управляющее этими двумя, готово явить себя. Хект, что случилось в городе? Мы тебя потеряли.

Неужели Дивино что-то заподозрил? Вряд ли. Элс пересказал свои злоключения, умолчав о встрече с Костылем и загадочным призраком.

– О боже! – воскликнул вдруг Бруглиони. – Любопытство меня погубит.

– В чем дело?

– Нужно было уходить, а теперь уже поздно. Всем нам нужно было уходить.

Одержимый с мечом словно бы вырос и теперь нависал над женщиной. У той, будто из ниоткуда, появились в руках бронзовый щит и золотое копье.

– Предательница! – проревел одержимый.

– Месть! – воскликнула женщина. – Я отомщу тебе, Всеотец! Всековарный! Пора тебе погибнуть навеки!

– О боже! – продолжал причитать принципат. – Надо было уходить. Какой же я глупец! Они существуют! Все это на самом деле!

– Похоже, становится интересно, – заметил Пинкус.

Одержимый выкрикнул два слова, и они немедля обрели физическую форму – материализовались двумя колыхающимися полотнищами тьмы, которые, в свою очередь, превратились в некое подобие двух сцепившихся стервятников. Каждое создание повторило за одержимым то самое слово. Быть может, то были их имена?

Элс почувствовал, как обрадовалась демоническая женщина.

Черные создания устремились к одержимому.

– Говорят, любая вера истинна, – пробормотал дядюшка Дивино. – Но как же такое возможно?

Вера пошатнулась тогда во всех, кто наблюдал за чудовищной битвой.

– За Геданке! – ответила одержимому Арленсуль.

Тот снова что-то прокричал и ринулся на свою блудную дочь.

Ткань реальности треснула по швам. И начала рваться.

Любящий бог, любящий отец

Разум Свавара чудесным образом просветлел, теперь он мыслил ясно, как никогда. Он видел, как спускается по веревке Убийца Богов, но Шагот не замечал никого, кроме Арленсуль. Грим не знал, что Арленсуль была с ними с самого начала. На самом деле сейчас он не был Гримуром Гриммсоном. Он превратился в земное воплощение Серого Странника, явившегося покончить с мятежной дочерью.