— Гирши? Эта семейка ростовщиков из Креденбурга?

— Да, они. Чертовы безбожники, — он тут же осенил себя святым знамением. — Менялы из Креденбурга. Они удобно расселись во многих городах и в Байронгофе, и в Райсбурге. Они главные финансисты дома Ренбау. Я знал, что они не простят вам того, что вы выпороли на площади их щенка, но это бы они пережили, а вот то, что вы отняли у них деньги — такого они не прощают.

— Какие деньги? — Не понял Волков.

— Трактир. Вы же отобрали у них очень выгодное дело, а за такое эти безбожники спуска не дадут. Уж поверьте.

— Это всего лишь повод. — Сказал коннетабль.

— Это всего лишь повод. — Сказал аббат.

У Волкова опять перехватило дыхание. Он понял, насколько прав аббат и снова схватил себя за горло левой рукой.

— Успокойтесь, у вас будет удар и вам придется остаться тут надолго.

— Да, вы правы, вы правы, мне надо успокоиться.

— И помните, ничего страшного не произошло. Если решитесь, езжайте в Вильбург, к ночи будете там. А еще день пути и будете в Шреенбурге. И вы получите там все, что заслуживаете. И герб, и должность, и почет.

— Я подумаю, но не могу обещать, что поеду, — ответил солдат аббату.

— Я и не требую обещаний. Просто знайте, что вас там ждут.

Коннетабль Рютте поклонился и поехал в замок.

Все рухнуло. Волков это отчетливо понимал, барон никогда не выдаст свою дочь, какой бы она не была, какая бы молва за ней не ходила, за простолюдина. Да и сама Ядвига скорее с башни прыгнет, чем согласится на неравный брак. А значит, ни жены, ни приданого нет. А значит, прощай феод, мужики, дом на холме, луга и конюшня. Как он умудрился за столь короткое время разозлить двух главных сеньоров на всем верхнем правобережье? Двух герцогов, двух курфюрстов. Да уж, умудрился. Но, честно говоря, виноватым он себя не считал. И в первом случае с поединком, и во втором случае с трактиром. Он поступал честно, открыто и справедливо. И дуэлянт курфюрста Ребенрее, и сопляк из рода ростовщиков, банкиров Ренбау — оба получили того, что заслужили. Но сути это не меняло. Все рухнуло. Если бы не письмо к епископу и вексель, что лежал у него в кошельке, который оставил ему купец, да еще золото, что обещал ему барон, то хоть ложись и помирай. Теперь же он с чистой совестью мог потребовать золото у барона, так как свою часть сделки он выполнил. А прекрасная госпожа Ядвига… Ну, что ж, так навсегда и останется его мечтой. Если, конечно, не взять ее под мышку и не увести к епископу. Такая мысль то и дело посещала голову Волкова. А Ёган не болтал, как обычно, ехал молча, видя, что господин черней тучи.

Так и ехали, молчали. И только когда подъезжали к Малой Рютте, солдат произнес первую фразу за всю дорогу:

— Приедем в замок — собирай вещи, запрягай телегу. Мы уезжаем.

Ёган хотел было спросить: «Что, опять уезжаем?», но у него хватило ума промолчать и задать другой вопрос:

— Далеко? Корм коням брать?

— Едем в Шреенбург. Два дня пути.

— Значит, далеко, — сказал слуга.

Солдат молчал, ничего не хотел говорить, он чувствовал, что Ёган его жалеет, и это было особенно неприятно. Герою и победителю вурдалака чужая жалость не к лицу. Не хотел он ничего отвечать, и видеть никого не хотел. Особенно не хотел видеть госпожу Хедвигу. Ещё недавно он с важным видом стоял в её покоях и рассказывал о скорой свадьбе. Напыщенный дурак, которого поставили на место, безродный выскочка, возомнивший о себе, как он теперь мог с ней даже взглядом встретится! Да и барона тоже он не хотел бы видеть. Получилось, что барон не смог выполнить свои обязательства. И Волкову не нужны были объяснения и упрёки барона, что солдат, мол, сам во всём виноват. И всех людей, что жили в замке с их верой в него и их сочувствием. Он обошёлся бы без всего этого. Сегодня он ничего не чувствовал кроме позора, а позору не нужны свидетели. Солдат надеялся, что просто заберёт семь цехинов у барона и, не прощаясь ни с кем, покинет замок.

Но, как и всегда, с тех пор как он приехал в Рютте, всё пошло совсем не так.

Как только он въехал в замок, к нему подбежал стражник с ворот и быстро сказал:

— Господин, дочь барона сбежала. Барон с сержантом поехали ловить, за вами собирались посылать, да видно забыли.

— Сбежала? — Удивился солдат. — Когда?

— Утром на заре. Велела седлать свою лошадь, ей оседлали, и она выехала со двора, а за стеной её ждал какой-то человек верхом.

Коннетабль сидел, какое то время молча смотрел на стражника, а потом вдруг заулыбался:

— Вот хитрая дрянь.

Он вспомнил свою последнюю встречу с госпожой Хедвигой. Вспомнил их разговор и удивился тому, как искусно она притворялась. Она уже тогда решила бежать, но вела разговоры об отдельной спальне. О Боже какой же она была хитрой!

Делала вид, что готова к замужеству, а сама, наверное, уже планировала побег. Хитрая, хитрая тварь, ничего кроме плети не заслуживающая. Волков сжал плеть так, что костяшки пальцев побелели. Наверное, смеялась над ним про себя, и тут же говорила с ним о его хромоте и замужестве и отдельных покоях. Солдата колотило. Единственное что его немного успокаивало, так это то, что эта распутная женщина сбежала, окончательно опозорив себя, вместо того, что бы досидеть в своей башне и с радостью узнать, что Волкову отказано в рыцарском достоинстве. Да это его позабавило, чуть приподняв настроение.

— Эта распутная перехитрила сама себя. — Он даже засмеялся. — И чёрт с ней.

— Верно, говорите, господин, на кой ляд она нам сдалась такая, — добавил Ёган.

Это он сделал зря.

— Прикуси язык, олух, — сквозь зубы зашипел солдат, — иначе… — он показал слуге кулак.

Он снова попал в объятья ярости. Спрыгнув с коня, пошёл в свою башню, и по стене оттуда в покои сбежавшей госпожи. Дверь была не закрыта, он вошёл и с удивлением нашёл там служанку госпожи Франческу. Волков был уверен, что госпожа не могла уехать без своей верной служанки, а оказалось, что могла. Второй раз за день солдат чуть-чуть порадовался. Служанка сидела у окна перед кучей платьев и другой женской одежды, она была простоволоса и растрёпана, лицо её распухло от слёз, служанка тихо выла, прижимая к лицу нижнюю рубаху своей госпожи. Она бросила на вошедшего короткий взгляд, и продолжила выть. Солдат подошёл к ней, крепко взял за волосы и заглянул в лицо и спросил:

— Что, кинула тебя твоя госпожа?

— Это всё из-за тебя, — заорала Франческа и попыталась встать.

Но солдат крепко держал её волосы в кулаке:

— Не взяла тебя значит, больше тебе не целовать её ног.

— Что б ты сдох, — визжала служанка, — это ты во всём виноват, ты.

Она снова и снова пыталась встать, но он опять не давал ей этого сделать. Она попыталась даже бить его по ноге, по-бабьи, не больно даже. Тогда он просто швырнул её в кучу тряпок и пошёл прочь.