Попутно Хефнер стал делать телепередачи, где он, хозяином огромной квартиры, а потом – особняка, организовывал вечеринки, на которых выступали знаменитости, танцуя с красотками. Одна из таких программ называлась Playboy Penthouse. (Не потому ли вскоре Боб Гуччионе, подражавший формату Playboy, выбрал название Penthouse для своего журнала.) Через некоторое время Хефнер уже не в Чикаго, а в Лос-Анджелесе сделал телешоу Playboy After Dark.

Затем начались постройки отелей с казино, создание книжных и пластиночных издательств, агентства манекенщиц, лимузинового сервиса, финансирование фильма Романа Полански Макбет и «ещё чёрта в стуле» и – всё под названием Playboy. Так что не без оснований Хефнер начал считать себя самым успешным человеком из всех, кого он знает, и называл себя без всякой ложной скромности – гениальным. Противоречить этому мог только завистник.

Хефнер создавал о себе прижизненную легенду, которая, по его убеждению, должна была укреплять позиции журнала – он был олицетворением плейбоя, именем которого именовался журнал и все фирмы в империи Хефнера.

В 1960 году Голливуд решил (с подачи самого Хефнера) сделать о нём фильм. Хефнер имел в виду фильм, рассказывающий историю его жизни и успеха, но студия предоставила сценарий комедии об издателе, запутавшемся в женщинах. Комедия Хефнеру была не нужна – ему нужна была эпопея. Стали исправлять сценарий, но так и не сделали, как это хотелось Хефнеру, и к 1963 году фильм похерили.

Для Плейбоя писали лучшие писатели и журналисты, и платились им самые высокие гонорары, что было великим стимулом для привлечения талантов, которым предоставлялась полная свобода выражения мнений вплоть до резкой критики самого журнала и Хефнера.

Так как Playboy критиковали все кому не лень с точки зрения нравственности и морали, то Хефнер решил обстоятельно ответить по всем пунктам и написал пространное эссе Философия «Плейбоя».

Оно начало печататься в журнале в декабре 1962 года и продолжало печататься с продолжением в 25 номерах. Всё это время Хефнер сидел на таблетках speed, к которым он пристрастился. Они позволяли ему не спать в течение нескольких суток, да ещё отбивали аппетит. Он выпивал несметное количество банок пепси-колы, почти ничего не ел, а коль ел, то junk food[25], отощал и впадал в параноидальное состояние борьбы за правильность каждого слова, каждой запятой в тексте, перечёркивая и исправляя несметное количество раз написанное им и его ассистентами. На Хефнера работала группа редакторов, которые искали нужные исторические материалы для подтверждения его тезисов и многократно переделывали, согласно его указаниям, тексты, тоже не спали сутками, еле-еле успевая подготовить очередную порцию эссе в идущий номер.

В эссе Хефнер обрушился на христианство как на давильню человека, секса и радости потребления.

Ральф Гинзбург (см. General Erotic. 2002. № 74 и 2004. № 114) писал, что это самый сильный удар по цензуре за всю историю США. Но другие критики канючили, что вся эта философия – лишь предлог для делания денег. А ещё один выдал, что все Хефнеровы теоретизирования не скроют простого факта, что большинство американцев будут платить большие деньги, чтобы посмотреть на голые сиськи.

Если всё, о чём философствовал Хефнер, было, по сути, действительно связано с обоснованием собственной ебли и свободы ебли для других, то и вся критика на моральных и религиозных основаниях была связана с обыкновенной чёрной завистью, которую к нему испытывали все критиканы, признаться в которой большинство не смело даже самим себе.

Однако многословие хефнеровского эссе в конце концов вызывает лишь утомление, ибо борьба с инстинктами на уровне логики всегда обречена на провал, общество, борясь со своим смертельным врагом – сексом, никогда не примет его в той мере, в которой хочется каждому человеку, – в виде свободной и обильной ебли с мечтаемыми партнёрами. Потому-то одна фотография голой бабы в журнале являлась гораздо более мощным оружием, чем тысячи слов.

Арт Бухвальд ухмылялся:

Многие боятся, что Хефнер завоюет Америку не силой, а сексом.

Именно секс делает общество бессильным, и потому оно выживает только с помощью ограничения и контролирования секса.

Вот почему последующие журналы Penthouse и Hustler (не считая множества им подобных, но менее известных) двинулись в сторону изображения гениталий, а не демонстрирования логики их правомерности. Само существование гениталий есть аргумент, опровергнуть который можно только членовредительством. Потому-то общество боится больше всего порнографии, а не интеллектуальных статей, которые обосновывают её полезность, законность, естественность и пр.

Но не буду сам вязнуть в теоретических словесах. Вот словесные картинки.

В 1967 году после поездки в Лондон Хефнер резко изменил свой образ жизни – он стал есть здоровую пищу и спать ночами. Начал делать физические упражнения, сменил гардероб на более яркий, стал больше возлагать обязанностей на редакторов и помощников, ибо почувствовал, что может сломаться под тяжестью империи, которую он воздвиг и которая была непосильна для одного. Сексуальная жизнь его тоже активизировалась, он вспоминал, что в 60-х каждую ночь он спал с новой девушкой. Это был фон, на котором развивались его продолжительные романы. И потому он никогда не страдал долго от любовных разлук.

(В юности я додумался до теории «достойной замены», состоящей в том, что все любовные страдания полностью аннулируются, если разлука с одной женщиной сменяется близостью с другой женщиной, которая так же или более хороша, чем та, с которой разлучился: как говорится, «лучшее лекарство от любви – другая любовь». Хефнер всякую теорию подобного рода воплощал в жизнь наглядно и убедительно.)

В 1968 году он познакомился с восемнадцатилетней Barbara Klein. На его приставания девственница отчеканила стандартную фразу «вы мне в отцы годитесь» и, чтобы утвердить свою девичью простоту, добавила:

Я никогда не встречалась с теми, кто старше двадцати четырёх.

Хефнер ответил:

Ну и что? Я – тоже.

Но нет такой бабы, а тем более девственницы, которая бы устояла против денег и славы, так что после соответствующей обработки Барби призналась, что Хефнер ей уже больше не кажется старым. Она была студенткой университета в Лос-Анджелесе. Ухажёр в то время жил в Чикаго и посылал ей цветы в студенческое общежитие в таком количестве, что она раздавала их всем девушкам. Барби признала, что Хефнер знает, как ухаживать за девушкой. Ей ли, восемнадцатилетней девственнице, было знать, что значит уметь или не уметь ухаживать? Под «умением ухаживания» для женщины подразумевается обилие и щедрость затрачиваемых на неё денег. Тем не менее Барби отказывалась расстаться с девственностью, потому что это для неё означало total commitment (принятие на себя полных обязательств). Женщины в длинный перечень этих обязательств включают долгосрочную еблю только с ней, а также трату денег и времени только на неё. С Хефнером Барби удалось добиться этого, лишь заменив слово «только», на «преимущественно».