Меня не убедили соображения о «ветхом Адаме». Планета была диковинной, но звездопроходцам встречались небесные тела и постранней. И если я согласился на общее возвращение на звездолет (а это, как доказали последовавшие события, было самым разумным), то не из сочувствия к ночным страхам Ромеро – просто мне показалось неинтересным вникать в странности этого маленького мирка. У нас были задачи и поважней. Именно так я и доложил Олегу.

Олег выслушал меня с обычной бесстрастно-учтивой улыбкой. Он мог бы и не расспрашивать: все, что мы делали на планете, транслировалось на звездолеты. И вряд ли следовало вооружаться такой отстраняющей улыбкой. Я намеренно говорю: отстраняющей. Улыбка подобна руке – ударяет, если зла, дружески пожимает, если добра, тянет к себе, если радостна. У Олега она заставляет сидеть на своем месте, подчеркивает дистанцию. На «Овне», «Тельце» и «Змееносце», которыми командуют Ольга, Петри и Камагин, отношения между капитанами и экипажем сердечней. Я решил сказать это Олегу при удобном случае. Случай представился немедленно. Я посоветовал созвать совещание капитанов звездолетов и решить сообща, продолжать ли исследование первой обнаруженной нами планеты.

– Но ведь ты считаешь, что делать этого не нужно, Эли.

– Мало ли что я считаю! Я могу и ошибаться. Инструментальная разведка в ведении группы Эллона. Вдруг он предложит что-нибудь поинтересней скафандров, обеспечивающих невидимость?

– Не нужно совещаний. Мы уйдем из этого района.

Тогда я заговорил откровенно:

– Олег, почему ты держишься так отчужденно? Поверь, это производит неприятное впечатление не только на меня.

Он помедлил с ответом.

– Я не должен держаться по-иному, Эли.

– Не должен?

Он рассеянно глядел в угол. На лице его больше не было камуфляжной улыбки. Он был прежним простым и ясным парнем, каким я знал его на Земле.

– Эли, я не люблю Эллона, – сказал он.

– Никто не любит Эллона.

– Ты ошибаешься, Эли.

– За исключением Ирины, – поправился я.

– Для меня это достаточно важное исключение… – сумрачно признался он. – Мы были очень дружны, пока она не стала работать с Эллоном. Он выдающийся ум, но она очень уж им покорена. И Эллон в ее присутствии непрерывно подчеркивает, что я выше по должности, но не по значению.

– Мы говорим о твоем отношении ко всем, а не к Эллону, – напомнил я.

– Я не могу выделить Эллона среди других. Заповедь звездопроходца – ко всем товарищам относиться одинаково по-товарищески. Но я не способен обращаться с ним как с Ромеро, как с Орланом и Грацием. Для меня один выход: не выделять никого. Возможно, я не прав, но навязываться Эллону в друзья не буду.

Читать Олегу проповедь о звездной дружбе я не хотел и перевел разговор на другую тему.

– Твой отец когда-то задумывался над проблемами звездной гармонии. Он даже написал симфонию «Гармония звездных сфер». Если не ошибаюсь, она говорила о круговороте миров, о людях и о небожителях – как раз о наших сегодняшних проблемах. Но там была не одна музыка, но и другие ингредиенты: давление, жара, холод, перегрузки, невесомость…

Олег хорошо знал биографию своего отца.

– Симфония провалилась при первом исполнении на Земле, небожители на Оре тоже не пришли в восторг. Она, вероятно, была преждевременна. Боюсь, что и мы преждевременны, Эли: пока звездная гармония осваивается с трудом. И вероятно, мы еще встретимся с перегрузкой, поразительной жарой и холодом.

Наш разговор прервал сигнал тревоги. Мы с Олегом поспешили в командирский зал. Анализаторы извещали, что звезда Красная подверглась нападению. Все четыре корабельные МУМ, независимо одна от другой, из всей бездны понятий, хранящихся в их памяти, дружно выбрали именно этот чудовищный термин – «нападение».

Изумленные, мы не отрывали глаз от экранов. Из района, куда был проложен наш курс, несся мощный поток излучения – гигантский луч, нацеленный точно на Красную. Струя несущейся энергии со стороны казалась бледным силуэтом, слабо светящейся лентой. И если бы не было видно, что происходит со звездой, мы могли бы и не понять, какая мощь заключена в этом луче.

Олег, побледнев, повернулся ко мне:

– Какое счастье, Эли, что мы у планеты! Если бы мы оказались сейчас по ту сторону Красной, вся эскадра превратилась бы в плазменное облачко!

– Что ты собираешься предпринять, Олег? Бежать отсюда?

– Приблизиться к Красной, Эли. Мы должны разобраться, что происходит. Будем идти со всей осторожностью, конечно.

Эскадра, оставаясь в Эйнштейновом пространстве, направилась к уничтожаемой кем-то или чем-то звезде. Я сидел в кресле и хмуро глядел на экраны. Я думал о гибели первой экспедиции в ядро Галактики. И не один я вспоминал в тот момент погибшую эскадру.

Последние записи бортового журнала Аллана говорили о том, что на звездолеты обрушился поток губительных частиц и что Аллан с Леонидом пытаются вывести корабли за его пределы. Вырвавшись в чистый простор, они уже надеялись, что избежали непонятной опасности, как вдруг корабли снова настигли такие же потоки, как будто бы неведомые – во всяком случае невидимые, – генераторы губительного луча меняли прицел, следя за метаниями эскадры. Так продолжалось несколько раз, пока не оборвались записи и корабли с мертвыми экипажами, успевшими перед гибелью задать автоматам обратный курс, не унеслись назад из ядра, так и не подпустившего их к себе. Именно целенаправленность ударов, не объяснимая ничем иным перемена направления узких потоков и заставили потом, на Земле, предположить, что против экспедиции начались военные действия.

Сейчас была аналогичная картина, с той лишь разницей, что луч бил не в нас и что мощность его безмерно превосходила то, что обрушилось на корабли Аллана и Леонида. Обстреливали звезду, а не звездолеты – энергии требовалось побольше. Картина была реальная и немыслимая в своей реальности – без конца исторгающийся поток энергии, строго направленный на Красную чудовищный луч…

– Война! – невольно сказал я вслух. – Какое же дьявольское могущество – так обстреливать звезды!..

– Еще нужно установить, что это чье-то сознательное действие, а не стихийное явление природы, – возразил Олег. Он не мог согласиться с тем, что мы повстречались с космической стрельбой. – Война против вторгшихся кораблей противника все-таки понятна. Возмутительно, отвратительно, преступно – да, но в конце концов не противоречит законам поведения живых существ. Но зачем воевать против мертвой звезды? Почему? Для чего?

– Не могу ответить ни на один твой вопрос, Олег. Но уверен, что, если мы сегодня не будем соблюдать поистине исполинскую осторожность, мы угодим в беду горше той, что постигла эскадру Аллана, – даже трупы наши не вышвырнет на родину!

Олег держал эскадру в отдалении от страшного луча. Экипажи дежурили на боевых постах. Мы были готовы немедленно включить все средства защиты: аннигиляторы пространства, генераторы метрики, гравитационные улитки. Я уже и тогда не сомневался, что вся эта казавшаяся могущественной защита не больше чем хлопушка против атомного снаряда. У меня было ощущение, что мы резвимся на краю бездны. Мы не погибли лишь потому, что нас игнорировали. Удару подверглась звезда, а не эскадра.