Из приближённых папы сравнительно лучше всех чувствовали себя в новом положении молодые супруги: граф Джьованни Сфорца и Лукреция Борджиа.

Граф Джьованни принадлежал к младшей ветви дома Сфорца и достиг видного положения благодаря браку с Лукрецией. При своём смелом и предприимчивом характере он мог рассчитывать на ещё более блестящую будущность; сверх того, Лукреция была молода и настолько хороша собой, что он чувствовал к ней искреннюю привязанность. Бесправие и деспотизм мужчин и распутство женщин шли тогда рука об руку при многих итальянских дворах и проявлялись в самых грубых формах. Тем не менее и здесь было немало людей, которых почти не коснулась общая испорченность нравов, чему, быть может, они были обязаны тому условию, что видели порок при дневном свете во всей его ужасающей наготе. Джьованни и Лукреция не имели тех качеств, какие по тогдашним понятиям были необходимы, чтобы заслужить репутацию выдающегося ума. Молодой граф в точности исполнял возложенные на него обязанности и чувствовал себя вполне удовлетворённым как со стороны своей семейной жизни, так и тех преимуществ, которыми он пользовался благодаря жене. Лукреция прожила счастливо целый год со своим мужем в Пезаро, вдали от блеска папского двора, довольствуясь сравнительно бедной обстановкой. Поэтому переселение в замок св. Ангела не могло особенно тяготить её, тем более что она привыкла исполнять во всём волю папы, верить в святость его признания и признавать справедливым всё, что делал и решал Александр VI.

Между тем папа сильно тяготился своим унизительным положением, в котором видел падение своего папского авторитета. Но он не терял надежды на свою счастливую звезду и рассчитывал, что свойственная ему изворотливость и на этот раз поможет ему выйти из затруднительных обстоятельств, как это бывало прежде во многих других случаях. Присутствие Адрианы Орсини и Джулии Фарнезе было для него большим утешением, тем более что он не мог жить без дамского общества. Он был вполне уверен в преданности этих двух синьор, которые теперь составляли его семью, и знал, что они чувствуют к нему такое безграничное уважение, что ничто на свете не заставит их найти что-либо дурное в его распоряжениях.

В это время сын папы, Чезаре Борджиа, зорко наблюдал за личностями, которые выступали на арену исторических событий. Соответственно своему характеру он привык смотреть на весь мир с точки зрения собственной выгоды и поэтому заранее выискивал средства, чтобы проложить себе путь к почестям и богатству с помощью предстоящей войны.

Замечательно, что ни сам папа, ни его приближённые не понимали характера Чезаре, который, впрочем, имел все внешние данные, чтобы расположить в свою пользу людей и ввести их в заблуждение. Одна Ваноцца Катанеи чувствовала инстинктивное отвращение к своему сыну и видела в нём демона, ниспосланного судьбой, чтобы наказать дом Борджиа за его преступления. Чезаре следил за своим отцом глазами Аргуса и как только замечал, что кто-нибудь заслужил милость папы, то употреблял все средства, чтобы удалить его. Папа всё более и более становился послушным орудием в руках своего сына и в глубине души трепетал перед ним, как раб перед господином.

Чезаре Борджиа отличался представительной наружностью и гигантской силой. Благодаря испанскому происхождению фамилии Борджиа в Рим внесено было много новых обычаев. Между прочим, введён был здесь и бой быков. На огороженной со всех сторон площади перед Ватиканом Чезаре убил однажды шестерых разъярённых быков, против которых он сражался верхом на лошади. Первому из них он отрубил одним ударом голову и привёл этим в удивление весь Рим. Но кроме физической силы Чезаре настолько же прославился своей необузданностью. Так, например, он возненавидел поверенного своего отца, Пиеретто, и заколол его под мантией папы, где тот искал спасения, так что кровь брызнула в лицо его святейшества.

Папа всегда обращал особое внимание на слова Чезаре, который, пользуясь этим, дал лукавый совет своему отцу пожертвовать всем, чтобы, по крайней мере в глазах света, сохранить своё папское достоинство. Вследствие этого переговоры с неприятелем приняли миролюбивый характер, и были выработаны условия, на которых решено было заключить мир. Король дал торжественное обещание обращаться с папой как с другом и союзником и поддержать всеми способами его папский авторитет, но при этом требовал сдачи важнейших крепостей и сверх того, чтобы Чезаре Борджиа в продолжение четырёх месяцев находился при французской армии в качестве заложника. Все эти условия были приняты.

Затем папа покинул замок св. Ангела и отправился в Ватикан, где король Карл VIII должен был предстать перед священным главой церкви.

Этот приём был устроен со всей пышностью, какую только мог позволить себе папский двор. Король и все его придворные собрались в большой зал Ватикана. Вслед за тем появились кардиналы в полном составе и весь придворный штат папы, после чего камфарии внесли на плечах Александра VI на великолепном позолоченном кресле, в папском облачении, с драгоценной тиарой на голове. По обеим сторонам слуги несли огромные опахала из павлиньих перьев. Когда камфарии опустили папское кресло и поставили под балдахином, подошёл король и, преклонив колена, поцеловал ногу папы; его примеру последовала вся свита, состоявшая из знатнейших рыцарей. Два духовных лица, находившихся в свите короля, и епископ д’Амбуаз поднесли папе кардинальскую шапку, после чего присутствовавший при этой церемонии нотарий составил о ней подробный акт.

Таким образом, папа внешне снова достиг своей полной духовной власти, а Чезаре Борджиа, который больше всего способствовал мирному соглашению между папой и королём, получил возможность изучить вблизи военное искусство французов в продолжение тех месяцев, когда он оставался в их войске в качестве заложника.

Французы, как мы упоминали выше, почти беспрепятственно переходили с одного места на другое, так что к ним можно было вполне применить насмешливое замечание папы Александра VI, что «они победили Италию мелом и деревянными шпорами». Действительно, везде, где появлялись французы, они делали значки мелом на домах и магазинах с провиантом, а солдаты, угоняя лошадей и мулов, за неимением металлических шпор привязывали к пяткам куски дерева.

Единственно, что смущало все партии и ставило их в затруднительное положение, — это был недостаток в наличных деньгах, вследствие чего лихоимство более чем когда-либо процветало в Италии.

Евреи благодаря своей осторожности и умению пользоваться обстоятельствами устраивали выгодные сделки, давая деньги взаймы под высокие проценты. Богатство их могло вдесятеро увеличиться по окончании войны, но, пока неприятель был в стране, они находились под гнетом вечного страха, что какой-либо партии вздумается поднять вопрос об изгнании их из страны с целью отнять у них всё имущество. Поэтому