— Ну так и что? Я тоже был помолвлен, когда уехал из города учиться…

— Вы привезли жену?

— Да. Она… — и вдруг его лицо озарилось таким светом, что Снег сразу понял, в чем магия, почему он так юн; такая сила может двигать тучи и машины, не то что возраст. — Она прекрасна. Я вас буду ждать после спектакля возле театра, на машине; мы живём за городом; останетесь у нас ночевать; книжку на ночь не берите, у меня большая библиотека, будете довольны…

Снегу стало тепло от этой новой дружбы; он шёл по коридорам больницы, и тепло таяло внутри него, растекалось — медленного самых кончиков пальцев, как хорошее спиртное; а потом он забыл обо всех — надел халат, фартук, перчатки; местный медик, пожилой врач, голубоглазый, усталый, добрый, солнце в каждой морщинке; «я не профессиональный судмедэксперт, честно, — сказал он, — вот мои записи после вскрытия и фотографии; я с вами не останусь, можно? не могу… это же дети; я их всех знаю, как и их родителей; они все родились здесь и у нас в больнице болели гриппом и коклюшем»; фотографии Снег уже видел; открыл холодильник; тела были аккуратно зашиты; он осмотрел ножевое ранение на горле, ушибы, след от выстрела; вскрыл заново — всё совпадало с записями; Снег осмотрел ногти, зубы, кожу — вдруг всё-таки серийный убийца; не нашёл ничего необычного; сделал свои фотографии; промёрз до костей; вышел, помыл руки; врач принёс ему на выбор стопку водки и чашку чая; Снег выбрал чай; «вы уж, наверное, навидались?» — и Снег кивнул; чай был отменный — горячий, чёрный, «английский завтрак», в прозрачной стеклянной кружке, с лимоном; вообще, в Арклоу пили исключительно хороший чай; Снег не стал рассказывать, что месяц назад имел дело с трупами красивых девочек, которым отделяли голову от тела номерным знаком и вырезали на груди кровавые распятия…

А Перл в это время вела занятия, очень рассеянно; воздух вокруг был словно наполнен дождём и туманом, такой Лондон, люди казались в нём тенями; понимая, что ни с какими вопросами она сейчас не справится, поставила натюрморт на самостоятельное рисование — глиняный горшок, розовая скатерть, яблоко; внутри Перл звучали скрипки и голос Марка Оуэна; я запомню тебя на всю жизнь, думала она, как ты повернулся и посмотрел на меня — сапфировыми глазами; от них захватывало дух, будто вдруг научился летать; красивее человека она не встречала, он был даже не из кино, а из японских мультфильмов — «Тетрадь смерти»; высокий, стройный, длинноногий, как ливень; что же делать, как же теперь жить дальше… Перед последним занятием у неё было «окно» — и она побежала домой; мамы ещё не было; Эсме обожала свои рабочий кабинет, сидела и курила, наверное, читала что-нибудь; Джун лежала у её ног и дремала; Перл нашла своё самое красивое платье — она купила его давно, но ни разу не надевала; оно было само по себе — платье — не для лета, не для коктейлей, не вечернее — абсолютное платье; тёмно-красное, бархатное, с квадратным вырезом, рукавами-фонариками из золотистого атласа, и подкладка из него же; мягкое, соблазнительное; вишнёвое мороженое, а не платье; следующий урок она вела у взрослых — людей, которые просто хотели научиться рисовать; приходили после работы; женщина из банка, управляющая, рабочий с лесопилки, повар из кафе; ей нравилось с ними заниматься — лепить что-нибудь, клеить аппликации, чтобы разрабатывать основы композиции, рассказывать о великих художниках — почему они великие; довольно трудно объяснить рабочему с лесопилки, чем хорош Кандинский… «Вы так здорово выглядите», — сказал ей повар; «спасибо, иду в театр»; «у вас какая-то дата с Нимом?» — улыбнулась управляющая; «просто так»; но когда в класс заглянул Снег, все поняли, спрятались за мольбертами, — таким обнажённым, нежным, пылающим вдруг стало её лицо; а Снег с любопытством оглядывал помещение — всё в засушенных цветах, бутылочках, баночках, драпировках; гирлянды снежинок под потолком; «как у вас уютно», — сказал он; «у меня ещё не закончилось занятие» «ну так дайте мне что-нибудь; раскраску какую-нибудь»; Перл засмеялась, выдала ему листы бумаги и карандаши; Снег сел на табурет и стал мусолить зелёный карандаш; потом у него все губы были в этом карандаше; она вцепилась себе в ладонь, чтобы не утащить его в подсобку… «Здесь недалеко»; был уже поздний вечер, всё в оранжевых фонарях, а дорога к театру — в разноцветных новогодних гирляндах; тропинка в снегу — Снег ровно ступал в следы Перл, потому что кругом были сугробы такой глубины и бесконечности, сверкающие, как бриллианты, что Снегу казалось: если он оступится, то провалится в них, как в болото, полное мёртвых, или в ледяное море.

— Откуда вы знаете про театр?

— Белинда Свон была моей соседкой по вагону…

— О, бедный…

— Да, мне больше понравилась Мелисса.

— Мелисса славная девочка; она занимается в моей группе, но рисовать — это не её; Мелиссу надо было отдать в музыкальную школу: она чудесно поёт; вернее, напевает, когда воткнётся в рисунок и не замечает ничего вокруг. Правда, у неё из-за угрюмости отца и властности Белинды уже начинаются проблемы с общением; Мелисса стала бояться людей.

— Я думаю о ней. Я услышал, как она поёт в коридоре в поезде… И теперь переживаю, что погибает такой талант. Она может быть второй Нетребко.

— Завидую.

— Чему?

— Что вы думаете о ней, — Перл не оборачивалась; слушала, как он осторожно идёт за ней, будто по хрупкому, из трёх досок всего, мосту.

— У вас же… вы же уже обручены.

— Да… С Нимом… Белинда влюблена в Нима…

— Как и полгорода.

— А вы…

— Я не влюблён. Я его ещё не видел.

Она засмеялась.

— Я не об этом. Вы влюблены? Встречаетесь с кем-нибудь? Живёте?

— С другом. Его зовут Макс Дюран. Может, слышали? Он писатель, фантаст.

— Да, читала что-то, красивое, про вампиров. «Улица Жанны д'Арк под снегом». И фильм смотрела. Вернее, сначала посмотрела фильм, а потом прочитала книжку.

— Там моя музыка.

— Здорово. Очень красивая; я её в плеере слушала постоянно; теперь опять буду…

Снег остановился.

— Перл, послушайте…

— Не хочу. Вы же скоро уедете… Чего вам бояться? Расскажите мне про Макса.

Снег задумался: легко сказать — расскажите про Макса; что? как он сидит в своих инфантильных пастельных пижамах на кухне, курит ментоловые сигареты, чешет пушистую голову; или решает что-то сложное в кабинете, на доске, тонкий, хрупкий, как старинное стекло, в облегающем свитере, тёмно-синих джинсах; орёт, когда ничего не получается, толкает доску, она прокручивается и ударяет его по лицу, как в кинокомедии; катается на велосипеде летом, без руля; и солнце сияет в его волосах — золотых и серебряных…

— Он потомок старинного французского рода; он здорово готовит; он очень страстный и стремительный; он фантазёр; он маленький; он курит ментоловые сигареты; мы с самой школы вместе; любим одних писателей и оперу; читаем друг другу свои вещи и играем в шахматы, ходим в кино; он католик и каждое воскресенье будит меня после мессы, потому что купил свежих круассанов с шоколадом и сыром и надо с ними вот сейчас сесть и попить чаю…