В сложном положении оказались в конце 1930-х годов и другие уцелевшие от репрессий старые члены Политбюро. Все они потеряли в предвоенный период кого-либо из родственников или ближайших друзей и сотрудников (наиболее известен факт заключения в лагеря жены М. И. Калинина). Все находились под постоянной угрозой каких-либо политических обвинений. Выступая на расширенном заседании военного совета при наркоме обороны СССР 2 июня 1937 г., Сталин публично напомнил, например, что секретарь ЦК А. А. Андреев «был очень активным троцкистом в 1921 г.» (имелась в виду позиция Андреева в период дискуссии о профсоюзах на X съезде партии, когда Андреев поддержал позицию Троцкого[1075]), хотя теперь «хорошо дерется с троцкистами»[1076]. По данным Р. Медведева, в 1950-е годы Микоян рассказывал, что вскоре после смерти Орджоникидзе Сталин угрожал и Микояну: «История о том, как были расстреляны 26 бакинских комиссаров и только один из них — Микоян — остался в живых, темна и запутанна. И ты, Анастас, не заставляй нас распутывать эту историю»[1077].

Известные факты подтверждают точку зрения о полной зависимости старых членов Политбюро от Сталина. Причем эта зависимость сталинского окружения, как точно заметил М. Левин, носила рабский характер: «Сталин мог сместить, арестовать и казнить любого из них, преследовать их семьи, запрещать им посещать заседания тех органов, членами которых они являлись, или просто обрушиться на них в порыве неконтролируемой ярости»[1078]. Хотя подобные формулировки некоторым историкам кажутся преувеличенными[1079], у нас есть все основания настаивать именно на них. Оставляя в стороне многие другие соображения, еще раз подчеркнем главное — Сталин действительно мог (и неоднократно делал это) в любой момент лишить не только поста, но и жизни любого из членов Политбюро.

Важной частью формирования новой системы высшей власти было выдвижение молодых лидеров, получавших свои посты и власть непосредственно из рук Сталина. В марта 1939 г. на пленуме ЦК ВКП(б), избранного XVIII съездом партии, в состав полных членов Политбюро, помимо Андреева, Ворошилова, Кагановича, Калинина, Микояна, Молотова, Сталина, были введены Жданов и Хрущев. Новыми кандидатами в члены Политбюро стали Берия и Шверник. Тенденция к разбавлению Политбюро «молодежью» еще раз проявилась два года спустя. В феврале 1941 г. кандидатами в члены Политбюро стали сразу три выдвиженца: Н. А. Вознесенский, Г. М. Маленков и А. С. Щербаков.

Назначения в Политбюро отражали изменения положения соратников Сталина во властной иерархии. В годы террора произошло дальнейшее расширение функций А. А. Жданова, представлявшего в Политбюро среднее поколение выдвиженцев. 16 апреля 1937 г. Политбюро приняло решение, согласно которому Жданов, начиная с мая 1937 г., должен был работать поочередно месяц в Москве и месяц в Ленинграде[1080]. Напомним, что прежнее решение Политбюро от 20 апреля 1935 г. предписывало Жданову проводить в Москве лишь одну десятидневку в месяц. В соответствии с постановлением о распределении обязанностей между секретарями ЦК ВКП(б), принятым Политбюро 27 ноября 1938 г., на Жданова были возложены «наблюдение и контроль за работой органов комсомола», а также «наблюдение и контроль за органами печати и дачу редакторам необходимых указаний»[1081]. Благодаря частому пребыванию в Москве, Жданов принимал более активное участие в работе Оргбюро и Политбюро, часто посещал кабинет Сталина[1082]. Судя по протоколам, в отсутствие Сталина Жданов в этот период фактически замещал его в Политбюро. Во всяком случае, на многих решениях Политбюро, принятых без Сталина, первой стоит подпись Жданова[1083].

Сам Сталин, как и прежде, демонстрировал свое особое расположение к Жданову. Можно отметить, что, как правило, Политбюро удовлетворяло все ходатайства, с которыми обращался Жданов как руководитель Ленинграда. 4 апреля 1939 г. Политбюро рассматривало Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении передовиков сельского хозяйства Ленинградской области. Сталин собственноручно внес имя Жданова в список награждаемых орденом Трудового Красного знамени[1084]. Незадолго до начала войны, 10 июня 1941 г., Политбюро рассматривало записку начальника лечебного управления Кремля о необходимости предоставить Жданову месячный отпуск в Сочи в связи с болезненным состоянием и «общим крайним переутомлением». Таких записок, касающихся различных чиновников высокого ранга, поступало много, и обычно Политбюро следовало рекомендациям медиков. Однако Жданов на этот раз получил больше, чем просили врачи. Политбюро приняло решение о полуторамесячном отпуске по резолюции Сталина: «Дать т. Жданову отпуск в Сочи на 11/2 месяца»[1085].

В группе самых молодых выдвиженцев с первых шагов террора лидировал Ежов, сосредоточивший в своих руках управление сразу несколькими ключевыми партийно-государственными структурами. По мере ослабления влияния Ежова, в противовес ему Сталин выдвигал Л. П. Берию и Г. М. Маленкова, сделавших буквально за несколько лет головокружительную карьеру. Тридцатидевятилетний Берия, отозванный из Грузии в Москву на пост заместителя наркома внутренних дел СССР только в августе 1938 г., уже в конце этого года стал наркомом внутренних дел, а в марте 1939 г. кандидатом в члены Политбюро[1086]. Судя по протоколам, непосредственно в работе Политбюро он принимал не слишком активное участие. Однако регулярно посещал кабинет Сталина[1087] и выносил на утверждение Политбюро многочисленные решения, касающиеся реорганизации и кадровых перестановок в НКВД, активно отстаивал интересы своего ведомства[1088].