Апсал’ара подтянула колени под себя. И уставилась на узор; вот он, на расстоянии человеческого роста и все еще стремится вниз. Если она прыгнет отсюда, просто бросится вперед, – подхватит ли ее струящаяся сеть?

Или просто рассыплется? Или раздвинется, пропустив мимо тело – замороженное, безжизненное, с открытыми, но ничего не видящими глазами?

Внезапная мысль всколыхнула ее сомнения и страхи. И онемевшими руками она начала подтягивать свои цепи, укладывая звенья на балку перед собой.

А может ли холод Врат расколоть эти звенья? Если бросить их во Врата, так далеко, как получится, разорвутся ли цепи?

И тогда?

Она зарычала. Да, что тогда? Бежать, как заяц, оставив фургон за спиной, спасаться от легионов хаоса?

А когда разрушатся сами Врата, куда тогда бежать? Будет ли существовать сам этот мир?

Она поняла, что все это не имеет значения. Обрести свободу, даже на единый миг, этого достаточно.

«Апсал’ара, Госпожа Воров. Сильна была? – Да не то слово, она освободилась от цепей Драгнипура!»

Она продолжала собирать звенья цепи; воздух с трудом пробивался в онемевшие легкие.

Драконус отошел от Жемчуга. Демон всколыхнул в нем невыносимые чувства. Невозможно понять, где найти такую силу прощать, не говоря уж о полном безумии – найти хоть что-то стоящее в этом проклятом мире. А видеть Жемчуга, почти раздавленного под извивающимися, кровоточащими телами товарищей, – нет, это слишком.

Кадаспала ошибся. Орнамент был неправильный; он не мог противостоять тому, что надвигалось на них. Это была отчаянная уловка, единственная оставшаяся у Драконуса, и он даже не мог сердиться на слепого безногого тисте анди. Никто из нас не был готов к такому.

Как только Рейк перестал убивать, мы были обречены.

И все же он не ощущал гнева, когда думал об Аномандре Рейке. По сути, он начал понимать и даже сочувствовать утомленному желанию уничтожать. Покончить со всем. Было ошибкой называть это игрой. Этот основной принцип привел к окончательной неудаче. Скучающие боги и дети, обладающие ужасной силой, – вот худшие арбитры в такой схеме существования. Они борются с изменениями, хотя заставляют меняться других; они хотят получать все, что захочется, и воровать у соперников все, что удастся. Они говорят о любви только затем, чтобы убивать ее предательством и злобой.

Да, Драконус понимал Рейка. Играть в игры с горем – дурно, это мерзость. Уничтожь. Уничтожь все, Рейк. Рейк, мой наследник, мой сын по духу, мой неизвестный и непостижимый преемник. Делай, что должен.

Я отойду в сторону.

О, это все громкие слова.

А правду говоря, у меня нет выбора.

Сила, обрушившаяся на мир Драгнипура, была так велика, что Драконус на мгновение решил, что хаос все-таки настиг его, повалил на колени, ошеломил и наполовину ослепил. Страшное давление прижимало к земле, и Драконус опустил голову, прикрыв ее ладонями; позвоночник сгибался под давящей силой.

Если и был звук, он его не слышал. Если был свет, он видел только тьму. Если был воздух – он не мог сделать вдох. Кости стонали…

Пытка ослабла, когда на правое плечо опустилась костлявая рука с длинными пальцами.

Снова появились звуки, странно приглушенные. Все та же буря ужаса и смятения. Мир вокруг Драконуса обрел привычные очертания, хотя и призрачные, эфемерные. Он смог наконец сделать глубокий вдох – и ощутил смерть.

Стоящий над ним заговорил:

– Он в самом деле держит слово.

И Драконус вывернулся, поднял глаза – рука соскользнула с его плеча, гремя костями, – и уставился на говорящего. На Худа, Владыку Смерти и Верховного короля Мертвых.

– Нет! – взревел Драконус, дернувшись вверх; цепи повалили его обратно. – Нет! Что он наделал? Во имя Бездны, что наделал Рейк?

Худ приподнял руки и словно уставился на кандалы, сковывающие запястья.

Недоверие переросло в потрясение, а затем в ужас. Это бессмыслица. Драконус не мог понять. Не мог же… боги… поверить невозможно…

Он повернулся и увидел, что легионы хаоса отброшены на целую лигу или больше – так подействовало появление этого существа, так велика была сила Худа. Рваные тучи торопливо удирали и собирались в отдалении, словно в нерешительности, – да, наступила передышка. Но…

– Напрасно! Все напрасно! Зачем? Этим ничего не добьешься! Худ – тебя предали. Разве ты не понимаешь? Нет… – Драконус обхватил голову руками. – Рейк, ах, Рейк, зачем? Как ты мог подумать, что из этого что-то выйдет?

– Я скучал по тебе, Драконус, – сказал Худ.

Драконус снова повернулся к богу. Яггут. Да, безумный, непостижимый яггут.

– Проклятый дурак! Ты сам просил об этом? Совсем лишился рассудка?

– Это сделка, старый друг, – ответил Худ, все еще изучая цепи на запястьях. – Это… игра.

– И что будет? Когда хаос поглотит тебя? Когда хаос пожрет само царство мертвых? Ты предал богов – всех. Ты предал жизнь. Когда ты падешь…

– Драконус, – прервал со вздохом Худ, стягивая капюшон и открывая высохшее яггутское лицо, изборожденное морщинами вечной печали. – Драконус, друг мой, – мягко сказал он, – ты правда полагаешь, что я пришел сюда один?

Драконус непонимающе уставился на бога. И вдруг услышал отдаленный гул – с трех сторон; неясный горизонт шевелился.

Армии мертвых шагали по велению своего Владыки.

К Драконусу и Худу быстро приближались два десятка всадников.

– Худ, – сказал пораженный Драконус. – На них нет цепей.

– Именно так.

– Это не их битва.

– Возможно. То есть пока это не решено.

Драконус покачал головой.

– Им нельзя быть здесь. Они не могут сражаться с врагом: Худ, у этих мертвых осталась только доблесть, да и той чуть-чуть. Ты не можешь так поступить с ними! Не можешь просить их об этом!

Бог теперь рассматривал фургон.

– Все, о чем я попрошу павших, Драконус, это о выборе. Об их собственной воле. А после этого я не буду просить их ни о чем. Никогда.

– А кто заберет мертвых?

– Пусть боги сами разбираются.

Холодный ответ поразил Драконуса.

– А что с теми, кто не поклоняется никаким богам?

– Да, что с ними?

– И что это должно означать?

– Когда все кончится, – сказал Худ, все еще изучая фургон, – мертвые – не моя забота. Больше не моя.

Приближающиеся всадники ехали на полусгнивших конях-скелетах. Рваные мантии развевались за спинами воинов. Над шагающими армиями вздымались бесчисленные штандарты и наконечники копий. Число воинов было воистину невообразимо. Ветер доносил обрывки военных песен. Царство Драгнипура стонало – Драконус и представить не мог, какая тяжесть навалилась на носителя меча. Смог бы Драконус выдержать такое? Неизвестно. А может быть, в этот самый миг сам Аномандр Рейк умирает – ломаются кости, брызжет кровь…