Все замолчали. Никто из присутствующих не смел шелохнуться. Воевода отступил еще на шаг и занес молот над головой.

– Готов поклясться, что Огнь сейчас улыбается во сне, – пророкотал он, помедлив.

И опустил молот.

Рыбак сидел на скамейке в саду и ждал, пока вернется Госпожа Зависть, чувствуя себя на удивление свежим и отдохнувшим. В числе тысяч других она отправилась к кургану. Вместе со всеми смотрела на погибшего, вела себя словно чужая. Хотя чужой не была.

Вернувшись, Зависть первым делом отыскала изящный графин из тончайшего натийского стекла, наполненный янтарного отлива вином, и, взяв пару кубков, подошла к барду. Тот поднялся и было шагнул ей навстречу, но вовремя разглядел выражение ее лица.

Бард благоразумно скрыл вздох облегчения. Зависть наполнила кубки до краев и поднесла один ему.

– Что произошло? – спросил Рыбак.

Рассказывать о своем походе к кургану она не стала. И не станет – никогда и никому, даже этому барду.

– Каладан Бруд случился, – ответила она. – И не только он.

– Кто же еще?

Зависть посмотрела на барда и осушила свой кубок.

– Мой отец. Он вернулся.

О дряхлый город…

И снова пустынная равнина под пустым небом. Одинокий костер, такой слабый, что почти не виден среди закопченных, растрескавшихся камней, окружающих его. Дрова догорели, оставив еле тлеющие угли.

Ночь, костер и рассказы подходят к концу.

– Доводилось ли тебе когда-либо видеть, как Крупп танцует?

– Нет, не доводилось. Ни видеть, ни слышать.

– Что ж, друзья, тогда устраивайтесь поудобнее. Будете свидетелями…

И на глазах барда со Старшим богом Крупп танцевал. О как он танцевал! Ему не было дела до хмурых, косых, обреченных и даже насмешливых взглядов, хотя ни один из свидетелей такого себе не позволял. Но за пределами освещенного костром круга лежал мир, полный раздора и склок, где люди скоры на осуждение и жестокость, и никому не ведомо, с какими лицами они смотрят.

Да и все равно.

Танцевать надо, и Крупп танцевал, о как он танцевал!

Ночь идет на убыль, сон растворяется в бледном свете пробуждения. Крупп останавливается, он безмерно устал. Пот ручейками стекает с тощей бороденки.

Бард сидит, склонив голову. Очень скоро он скажет спасибо. Пока же он молчит, ибо его слова предназначены для Круппа и ни для кого иного. Рыбак сидит, склонив голову. А Старший бог плачет.

История плетется и расплетается.

Это танец. Смотрите, слушайте и внимайте!

И так заканчивается восьмое сказание из Малазанской Книги Павших